Растворимый кофе - [3]

— Сюда приедешь? Правда? А Кольку куда денешь?

— Фиску попрошу посидеть! Ой, тьфу ты, забыла…

Лиза беспомощно посмотрела на радующегося прогулке по морозному воздуху сына. Фиса поспешила успокоить подругу:

— Не волнуйся, я сообщу тебе все подробности, — и в трубке опять послышались гудки.

Весь день Лиза прожила, как во сне. Она бросалась к каждому телефонному звонку, пыталась дозвониться матери на дачу — та порадовала известием, что уложила 50 яиц в инкубатор, но приезжать к внуку отказалась. Механически расставляла вещи на свои места, выкинула злополучные розы, в клочки разорвала картонную коробку из–под конфет, сами шоколадки с горя съела, заливаясь бесконечным потоком слёз…

— Лизунчик, ты дома? — позвонила Фиса в половине пятого вечера.

— Где мне еще быть? — прогнусавила Елизавета — от слез нос ее распух, а горло постоянно першило.

— Знаешь, что твой благоверный делает?

Лиза промолчала, скорбно поджав губы. Прижимая телефон плечом, она пыталась справиться с иголкой и ниткой — Колька уже давно пытался оторвать Коту–в–сапогах лапу, и сегодня ему это удалось. Требовалось срочно отремонтировать игрушку — купить сыну новую, скорее всего, у Лизы не скоро получится…

— Он сидит в дорогущем ресторане, — захлебываясь от радости, заявила Фиса. — И жрет в три горла!

Иголка сорвалась и вонзилась Лизе глубоко в палец. Это стало последней каплей — жаркие страстные брюнетки, стильные рыжие фифы, помахивая шубками и бренча золотыми монистами, кружили вокруг ее Игоря хороводы, Коты–в–сапогах размахивали ампутированными лапами, Колька вопил и не слушался, розы шелестели, опадая скукожившимися лепестками, конфеты добавляли тонны целлюлита, Лиза старилась, линяя вместе со старым халатом и превращаясь в бесплатное приложение к кухонным принадлежностям…

Угадав по звуку рыданий, что подруга достигла дна моральной деградации, Фиса всполошилась:

— Слушай, да не реви ты так! Я сейчас к нему подойду и выскажу всё, что мы с тобой думаем по поводу его поведения! Ох, он у меня попляшет! Ох, он у меня дождется! Не бойся, Лизавета, уж я‑то ему спуску не дам!!!

Анфиса отключила телефон. Лиза продолжала рыдать, уронив голову на руки — пока Колька не принялся гладить маму по лицу и разметавшимся волосам. Посмотрев на сына, Лиза внезапно поняла, что она, выражаясь Фискиными словами, тютя–матютя, что она должна бороться, и вообще…

Вечером, когда Гоша вернулся домой, Лиза встречала его, вооружившись скалкой.

— Где ты был? — потребовала она ответа.

— Ты не поверишь, Лизок, какой удачный был день! — Игорь расплылся в улыбке до ушей. — Смотри!

И он достал из кармана рубашки весьма пухлую пачку купюр.

Лиза сначала хотела заявить, что ей на фиг не нужны его грязные деньги, потом вспомнила о Кольке, о ценах на памперсы, на детские вкусняшки, и решила не перебарщивать с гордостью.

Она взяла протянутые деньги и, заложив скалку под мышку, принялась их пересчитывать.

— Представляешь, — не замечая грозового настроения жены, продолжил Гоша, выходя из ванной. — Утром убираю салон — вижу, под сидением паспорт валяется. Я в милицию собрался звонить — а Зинура Давыдовна мне и говорит, что не надо. Она позвонила своему сыну, тот по интернету выяснил, кто этот растеряха, который за собственными документами не следит… Я, как честный человек нахожу эту самую Иванову Надежду Романовну, 1980 года рождения, проживающую по адресу… Она мне за находку пять тысяч заплатила! Сама, мне даже намекать не пришлось! Представляешь?

Лиза хмуро посмотрела на розовую купюру.

— Пришлось, правда, сойти с рейса, до Института смотаться, но дело того стоит, верно? А ты чего такая кислая? Опять Колян озорничал? Так мы его на горку не возьмем, этакого безобразника…

Услышав голос отца, Колька выбежал в прихожую и залился радостным смехом. Наблюдая за Гошей, взявшегося учить сына, как играют в футбол котами–в–сапогах, Лиза вдруг поняла, что как минимум половина ее подозрений… того… не этого…

— А кто такая Зинура Давыдовна? — стараясь, чтобы в вопросе не чувствовалось жгучей заинтересованности в ответе, спросила Лиза.

— Наш диспетчер, который следит за тем, чтобы мы пьяные на рейс не выходили, — ответил Гоша. — Кстати, она просила ее фотографии из фотоателье забрать, куда ж я их положил… Ладно, потом найду. Что у нас на ужин, Лизок?

Вообще–то, Лиза приготовила рагу из фотографии знойной брюнетки, но теперь смутилась и пробормотала, что Коля капризничал, она лапу пришивала, не успела…

— Ну, вообще–то меня Саня в ресторане накормил. Все–таки хорошее у меня место работы — и заработок, и премия в виде отбивных, и сверхурочные… Кофе, что ли, давай попьем, бутерброд дашь какой–нибудь? Да что ты кислая такая?

Вместо ответа Лиза подошла к Гоше, обняла его и разрыдалась.

— Ну, что опять случилось?

— Ты почему мне цветы вчера подарил, ирод? — сквозь слезы спросила она.

— А что, не понравились? Я думал, желтые — твои любимые.

— Они не желтые, они чайные! Так зачем ты мне их дарил?

— Да я это… ну, Лиз, ну что ты привязалась! Что, родной жене цветов подарить уже нельзя! Вечеринку я вчера профессорскую развозил, не ясно, что ли? Они там эту, как ее зовут… защиту докторской гуляли! Полмашины цветов заложили, а юбиляр–то мужик, зачем ему цветы? Вот он мне и подарил! Я ж думал, что желтые — твои любимые, вот и согласился…