Рассветный меч - [35]

В начале декабря король попросил гостей задержаться до дня зимнего солнцестояния, Шеола, который должен был скоро начаться. Они согласились. Бэйр надеялся увидеть веселое торжество, но оказалось, что гномы празднуют своеобразно: с девятого числа этого месяца у гномов начинался строгий двенадцатидневный пост, который вместе с ними должны были соблюдать и гости.

— Даю слово, мой желудок поедает сам себя, — ворчал Урус.

— Па, мой тоже, — поддержал его Бэйр. — Двенадцать дней получать по кусочку хлеба и вдоволь воды. Чего ради гномы подвергают себя столь жестокому испытанию?

— Дриммы — очень стойкий народ, — сказала Риата. — Столь же твердый, как камни, среди которых они живут. — Улыбнувшись, она добавила: — А морить себя голодом в течение двенадцати дней, как мне кажется, не противоречит общему укладу их жизни.

Араван усмехнулся:

— Принюхайтесь, чем пахнет: кухня заработала. Сегодня Зимний День, и вечером начнется праздник по случаю окончания двенадцатидневного поста.

— Действительно, принюхайтесь, — сказала Фэрил, откидывая назад серебристую прядь, упавшую ей на глаза, а соблазнительный аромат между тем наполнял коридоры и залы Дриммендива. — Я боюсь захлебнуться слюнками. Риата расхохоталась:

— В чем, в чем, а в мудрости гномам не откажешь, ведь после двенадцати дней голодовки, что бы они ни поставили на стол: будь это черствые корки хлеба, жилы, хрящи, шелуха бобов, — все это покажется пищей богов.

Раздался удар колокола. Бэйр вскочил на ноги:

— Сейчас–то мы наконец поедим?

— Сейчас еще нет, — смеясь, ответил Араван. — Это сигнал сбора.

Едва эльф произнес эти слова, как гном, заросший красновато–коричневой бородой, вошел к ним и объявил:

— Меня зовут Кельк. Приближается полночь, и все собираются.

Из помещения для гостей, находящегося на седьмом подъеме, они спустились вниз в Военный Зал и здесь среди красных, украшенных резными драконами колонн присоединились к толпе чакка. И здесь впервые они увидели отдельно стоящую группу стройных фигур, закутанных с головы до пят в прозрачные покрывала.

— Кто это, мама? — спросил Бэйр.

Риата обняла Бэйра и зашептала ему в самое ухо:

— Я думаю, мы сейчас видим тех, кого они называют чаккия, — женщин дриммской расы.

Бэйр покачал головой:

— Они не дриммки, мама.

Широко раскрыв глаза, Риата посмотрела на сына:

— Почему ты так считаешь?

— Их свет не такой, как у дриммов.

Риата сжала губы и, немного подумав, сказала:

— Может, это потому, что они женщины.

— Не думаю, что это так, мама. У лаэнов, и мужчин и женщин, свет одинаковый. То же самое и у баэронов, у мужчин и у женщин, хотя их свет отличается от света лаэнов. И у людей, которых мы видели на острове Олорин, — свет мужчин и женщин один и тот же, хотя и отличается от того, что излучают баэроны и лаэны. — Бэйр жестом указал на закутанных в покрывала чаккия. — Но эти женщины, я в этом ув epe н, другой расы, потому что их свет не такой, как у этих мужчин.

— А что ты скажешь о них, Бэйр? — спросила Риата, жестом указав на группу нарядных детей, сгрудившихся около чаккия.

Бэйр посмотрел туда, куда указала Риата:

— Ну, это дриммы, мама, здесь все в порядке. Они точь–в–точь как их папаши. Но скажи, ты ничего странного не замечаешь?

Риата вперила в детей пристальный взгляд, ее брови нахмурились. Она покачала головой:

— Что, Бэйр? Что я должна заметить? Бэйр глубоко вздохнул и сказал:

— Там, среди них, нет девочек. Только мальчики. Интересно, где же девочки? Как ты думаешь, может, их и вообще нет?

Прежде чем Риата успела ответить, прозвучал еще один удар колокола, и на мосту, переброшенном через провал, появилось несколько гномов. Рыжеволосый Кельк подошел к ним:

— Мы пойдем с третьей группой в середине шествия посмотреть на звезды Эльвидд и воздать ей хвалу.

Риата возразила:

— Мы хотим идти с последней группой. — Тут Бэйр застонал, но Риата не обратила на это внимания. — Поскольку после этого у нас намечено собственное торжество, ведь мы уходим нынче ночью.

Бэйр вздохнул, но уже ничем не выдал своего несогласия. Кельк удивленно посмотрел на них:

— Вы же опоздаете к началу праздника.

— А сколько он продлится? — спросил Бэйр упавшим голосом.

Кельк улыбнулся:

— Двенадцать дней и двенадцать ночей.

— О боже, вот это новость! — воскликнула Фэрил, повернувшись к Бэйру. — Мой бедный мальчик, тут–то ты наверняка отъешься. — И она затряслась от смеха.

Белор стоял на высоком уступе красноватого Шлема Бурь, глаза всех присутствующих были направлены на него, кроме глаз гномов–часовых, которые зорко следили за всем, что происходит на земле и в небе, стараясь не пропустить ни малейшей угрозы, которая может обрушиться на них с покрытых снегом просторов, вершин и склонов окружающих гор и со сверкающего небосвода.

И в третий раз за эту ночь король воздел руки, поднял лицо к звездам и воззвал к небесам.

Араван тихим голосом начал переводить слова молитвы, что пел Белор и подхватывал хор собравшихся:

Эльвидд —

Дочь Адона,

Мы благодарны Тебе

За руку Твою щедрую,

Что дарует нам

Дыхание, чтобы жить.

Пусть будет

Золотой год для чакка,

Пусть минуют нас беды.