Рассвет над морем - [87]

В поездах на Румынию мест на всех не хватало. Поезда брались с бою, и в этих боях были раненые и убитые — задавленные в тесноте или сброшенные в толкучке под колеса вагонов. За билет сначала платили вдесятеро, затем в двадцать раз и, наконец, в сто раз дороже.

На вокзальных перронах царил шум и гвалт. На площади перед вокзалом волновалась тысячная толпа сановных беглецов. В толпе сновали предприимчивые жулики — они торговали специальными квитанциями на право езды зайцем. Царский министр путей сообщения Кривошеин радовался, как малое дитя: ему посчастливилось за две тысячи думскими приобрести для себя и жены два места в клозете третьего класса.

На площади не прекращались вопли: там сорвали с цепочки золотые часы, там стащили чемодан с фамильными драгоценностями, там из дамского мехового сака лезвием бритвы вырезали целую спинку на шапки. Банда Мишки Япончика развернула самую широкую деятельность. Бандиты «работали» не скрываясь. Они взяли толпу на привокзальной площади в кольцо и, продвигаясь сквозь нее «прочесом», забирали все, что можно было унести с собой. Дамские котиковые манто тут же на месте продавались — хотя бы и самим собственникам их — всего за двести — триста рублей.

Ограбленные бежали к гетманским охранникам жаловаться и взывать о помощи, но «вартовые» только отмахивались и поспешно сдирали со своих фуражек гетманские кокарды.

Власти в городе фактически не существовало. Председателя думы, «мэра» города Брайкевича, невозможно было разыскать. Командующий гарнизоном гетманских войск генерал Бискупский выставил вокруг своей штаб-квартиры пулеметы — на все четыре стороны. Консула Энно в его резиденции и адмирала Болларда в гостинице «Лондонской» охраняли отряды французских матросов и шотландских стрелков.

2

Но самая большая толпа собралась в помещении цирка и в прилегающих кварталах.

В цирке — с приближением войск директории и ожидаемой в связи с этим юридической смены власти в городе — меньшевики и эсеры решили созвать общегородской митинг рабочих и служащих: как быть, что делать, как относиться к будущей власти?

Митинг был назначен на двенадцать часов, но уже в десять стало известно, что «будущая» власть, кажется, превратилась в «настоящую». Войска директории наступали на Одессу не только по киевской линии, но и по линии бахмачской: вчера был занят Вознесенск, ночью — Березовка, под утро — Сербка. Рассказывали, что броневые поезда петлюровских войск в эту минуту уже стояли перед Одессой-Сортировочной, между Пересыпью и лиманом.

В цирке негде было ни сесть, ни стать. На каждом стуле теснились по двое, в проходах стояли стеной, полны были все вестибюли, толпа залила двор, людьми забита была площадь, все улицы, ведущие к цирку, на несколько кварталов.

Митинг открыл «патриарх» местных эсеров Кулябко-Корецкий, но тут же передал слово «патриарху» местных меньшевиков Градову-Матвееву: меньшевики и эсеры решили провести митинг как межпартийный, вернее — внепартийный.

Градов-Матвеев прошамкал:

— Граждане! С минуты на минуту падет власть гетмана не только в Одессе, но и на всей Украине…

— Уже пала! — раздался громкий возглас из публики.

У входа, в дверях, поднимаясь на носки, размахивал бумажной лентой солдат с петличками искровика:

— Искрограмма! Гетман отрекся от престола!..

Слова искровика потонули в выкриках и свисте. Солдата подхватили на руки, передали вперед, еще раз — и так до самого президиума.

Фуражку солдат потерял и взбежал на трибуну с непокрытой головой.

— Читай! — ревом встретил его зал.

Рев прокатился по коридорам и вестибюлям, потом по площади и смежным улицам. Солдат давно уже читал, а городские кварталы вокруг цирка все еще гудели:

— Читать! Читать!

— «Всем, всем, всем!

Я, гетман всея Украины, семь с половиной месяцев все свои силы отдавал на то, чтобы вывести страну из того тяжелого положения, в котором она пребывает.

Бог не дал мне сил справиться с этой задачей.

Ныне я от власти гетманской отрекаюсь.

Павло Скоропадский».

— Ура! — грохнул зал.

— Ура-а-а! — покатилось по коридорам и вестибюлям, по площади и по улицам.

Минут десять невозможно было успокоить собрание. Люди выкрикивали лозунги, распевали песни, возбужденно подбрасывали шапки вверх. Гетман удосужился-таки — впервые за семь с половиной месяцев — порадовать своих «подданных»: одно полезное для народа дело — отречься от престола — бог все же дал ему силы совершить…

Наконец, оба старца при помощи колокольчика установили кое-какой порядок в зале.

Градов-Матвеев получил возможность продолжать свою речь:

— Немало зла причинил гетман народу Украины. В борьбе против его власти пали жертвами и некоторые члены нашей партии, партии социал-демократов меньшевиков, а также и… — он картинно поклонился второму председательствующему старцу, — некоторые члены партии социалистов-революционеров. Я предлагаю почтить память почивших борцов…

Старческим, дребезжащим голоском он затянул:

— «Вы жертвою пали…»

— «Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов…» — могучим тысячным хором загремел зал. Люди встали.

Старец на трибуне петь перестал. Зал пел «Интернационал» — боевой гимн пролетариата, призывающий к борьбе, к бою, а он от имени эсеров и меньшевиков собирался произнести речь с призывами прекратить борьбу, избежать боя, наметить пути мирного сотрудничества с новой, ожидаемой властью — директорией Петлюры и Винниченко.