Рассвет над морем - [8]

У Сашка было три мечты: механика, Уточкин и Котовский.

Конечно, больше всего любил Сашко море, как и каждый одессит. Он родился на берегу моря и, не раздумывая над этим, знал, на берегу моря и умрет. Сашко вообще не представлял себе, как могут люди жить на свете без моря. Будущее его предначертано было, казалось, с самой колыбели: он будет рыбаком, портовым грузчиком, затем флотским, когда придет время призываться в армию. И хотел бы Сашко, конечно, быть моряком дальнего плавания — чтоб плавать на доброй посудине в неведомые края по морям и океанам всего света.

Но Сашко с детства уже увидел, какое огромное, неизмеримое расстояние отделяет весельную лодку и даже парусную фелюгу от моторной шаланды. На веслах они с отцом выбирали свой жалкий перемет и снимали с крючков в лучшем случае полсотни скумбрий. А даже самый маленький моторный ботик вытаскивал на берег невод с полутонной, а то и целой тонной царицы моря и жемчужины вод. И Сашко влюбился в мотор. Его мечта родилась у одноцилиндрового моторчика на четыре силы, который можно прицепить к жалкому ялику, и взлетала до сверхмощного корабля с механизмом, в котором вал был бы толще человеческого туловища, шатуны — в человеческий рост, а маховик — с обод ярмарочной карусели. Сашко мечтал стать механиком на военном судне, вести корабль в далекие края и властвовать даже над двенадцатибалльным штормом.

Но на мореходных курсах корабельных механиков надо было платить целых сто рублей за право учения — и самому большому желанию Сашка суждено было остаться только тайной грустной мечтой.

Мечта об Уточкине была связана собственно с той же механикой.

Впервые увидел Сашко Уточкина на его механической птице еще совсем маленьким мальчиком, когда в степи за Средним Фонтаном авиатор-самоучка на большом «змее» из бамбуковых палок и брезентовых парусов, с маленьким, хриплым и отчаянно тарахтящим моторчиком, взлетел над полем на пять саженей и кувыркнулся в овраг, зацепившись за платан у дачи Анатры.

Но первая неудача не погасила задора молодого авиатора. Через две недели он поднялся уже на десять саженей и пролетел на этот раз до Большого Фонтана, до дачи Ковалевского.

Этого было достаточно, чтобы вселить в сердце девятилетнего мальчишки с Ланжерона веру в безграничные возможности и чудесное будущее авиации.

Сашко Птаха еще тогда своими глазами убедился во всемогуществе механики, склонился перед властью мотора — и решил стать авиатором, а не моряком. Ведь моряк властвовал только над водной стихией, а летчик — над водами, землями и самим небом.

Конечно, аэроплан стоил больших денег и купить его мог только такой богач, как владелец мельницы на Пересыпи грек Анатра. Но ведь у рыжего Уточкина с Молдаванки тоже никогда не полилось и гроша за душой. А был же он знаменитый, первейший на всю Российскую империю авиатор. Анатра платил ему целых сорок рублей в месяц, хотя сам, правда, загребал на демонстрации каждого полета тысячи. Но на эти тысячи Сашку было наплевать. Надо было только научиться владеть машиной, стать царем небесных просторов, и тогда любой богач — пускай это будет Анатра, Вальтух, Бродский, Маразли или Инбер — в погоне за прибылями от авиации, построив себе собственный аэроплан, возьмет Сашка Птаху пилотом — управлять доходной механической птицей: ведь они же, богатеи, не умеют сами и лошадь запрячь в фаэтон, не то что управлять мотором, парящим в поднебесье.

И Сашко целехонький день — от утренней до вечерней тони, пока отец отсыпался, — не отходил от ангара возле дачи Анатры. Здесь Уточкин держал аэроплан, на котором зарабатывал деньги для Анатры своими мировыми рекордами.

Сашко бегал для рыжего Уточкина за папиросами и пивом, обтирал паклей пыль с брезентовых крыльев аэропланчика и подкатывал бочку с бензином или подносил бидоны с маслом. Потом Уточкин доверил ему подавать винты и ключи во время ремонта, и Сашко мог с замиранием сердца заглядывать в таинственные глубины всемогущего механического чрева. Сашко даже посидел однажды на велосипедном седле меж тоненьких бамбуковых палочек — на капитанском месте летчика.

Но Анатра высосал из смелого авиатора все соки, и Уточкин умер в благотворительной больнице для бедных и бездомных. Сашко горько плакал тогда, спрятавшись в сухой полыни под обрывом. Горько плакала и поминала авиатора монополькой с субботы до понедельника вся Одесса — Пересыпь, Молдаванка, Чумка, Слободка, Сахалинчик, Ближние и Дальние Мельницы: рыжего Уточкина боготворили все настоящие одесситы.

Так расстался Сашко со своей второй горячей мечтой.

Когда началась война, аэропланов появилось уже немало — они несли патрульную и разведывательную службу на фронте, — и Анатра построил возле Сахалинчика целый аэропланный завод. Но завод был обнесен высокой оградой с колючей проволокой и вдоль нее день и ночь ходили часовые с винтовками, никого близко не подпуская.

Впрочем, Сашком к тому времени овладела новая мечта: Котовский!

Про Котовского Сашко слышал с тех пор, как себя помнит.

Слава о бессарабском народном мстителе, который карал панов и заботился о бедняках, пришла к одесским берегам через рыбаков из Килии, Измаила и Аккермана, через «заробитчан» из-под Тирасполя, Кишинева и Бендер.