Рассвет над морем - [205]

Панфилову было очень приятно слышать горячую речь Ласточкина. Он спокойно улыбнулся и кивнул.

— Да, это очень удобное место для… скрытого накопления больших людских масс. Однако это ведь километрах в ста двадцати от моря… — Он помолчал одну секунду и прибавил: — Я, впрочем, могу порекомендовать вам хозяина этого парка…

— Давыдова? — спросил Ласточкин. — Внука декабриста Давыдова?

Гавриле Ивановичу было еще приятнее, что Ласточкин знает и о Давыдове. Он сказал:

— Очень, очень порядочный и достойный человек. Всю свою жизнь отдал природе родного края. Человек широких и свободных взглядов, большой демократ, хоть и дворянского происхождения. Вы можете сказать ему прямо, что Гаврила Иванович Панфилов передает привет и просит его содействовать вам во всех ваших начинаниях. Вообще у меня имеются довольно широкие связи с садоводами-любителями в селах украинского юга. — Гаврила Иванович заговорил с жаром. — Это — самородки! Обыкновенные украинские хлеборобы-труженики, но беззаветно, искренне и, я бы сказал, разумно влюбленные в свою землю-кормилицу. Очень достойные люди, патриоты и враги несправедливости и эксплуатации человека человеком! Я мог бы порекомендовать вас многим из них…

Ласточкин почувствовал, что какой-то клубок подкатывается у него к горлу — так внезапно хочется заплакать людям, которые никогда не плачут. Он молча пожал руку профессора…

Когда через некоторое время, расспросив подробно о садовниках-любителях, рекомендованных профессором, Ласточкин прощался с Гаврилой Ивановичем, он, еще раз пожимая ему руку, сказал:

— Спасибо вам от… большевистского подполья, профессор…

— Ну что вы! — махнул рукой Панфилов. — За что же спасибо? Передайте привет Григорию Ивановичу, когда увидитесь с ним.

— Обязательно. Но, я думаю, он и сам скоро заглянет к вам.

— Да? — искренне обрадовался Гаврила Иванович. — Буду очень, очень рад… — Он помолчал и прибавил: — Теперь особенно буду рад.

А когда Ласточкин переступал порог, Гаврила Иванович сказал еще:

— Если и вам будет нужно… ночью… знаете… где-нибудь приклонить голому, а будет негде… то…

— Нет, нет! — тотчас возразил Ласточкин. — Вы слишком дороги родине для ее будущего, чтобы теперь рисковать вашей безопасностью.

Но Панфилов еще на минутку задержал Ласточкина на пороге и спросил:

— А Крым? Знаете, Крым — это как раз очередной раздел моей книги. Он тоже занят англо-французами и этими… деникинцами… Там тоже происходит… борьба?

— Борьба происходит везде, Гаврила Иванович, а в Крыму в особенности: он непосредственно связан с югом Украины.

— Да, — согласился профессор, — хотя и геологически и климатически, да и по самому характеру почв юг Крыма представляет собою своеобразную, обособленную от Таврийских степей структуру. Но там у меня есть много знакомых, близких мне людей, хороших и честных патриотов: в Никитском саду, в урочище Массандра, в самом Симферополе — среди профессуры и научных работников…

— Большое вам спасибо, хороший вы человек! — сказал Ласточкин, сняв шапку, которую уже надел было, выходя во двор. — Если только возникнет такая необходимость, я позволю себе еще раз вас побеспокоить…

— Пожалуйста, пожалуйста! — сказал Гаврила Иванович. — Желаю вам доброго здоровья и успехов, Иван Федорович…

Ласточкин шел по парку, словно выпив немного вина; он был в приподнятом настроении, но какое-то ясное спокойствие вошло в его душу. Хорошо было на сердце, хорошо было и кругом, в природе.

Высокие, могучие, стройные деревья парка стояли по обе стороны живою стеною. Были это преимущественно сосны, пихты, ели, а среди них и вечнозеленые южные породы деревьев с твердыми, как будто жирными листьями, жадно устремленными к солнцу и теплу, но и стойкими против осенних бурь и зимнего холода. Жаль, что Ласточкин не спросил, как же они называются. Снег лежал только по краям аллеи парка. Под деревьями его не было. То ли он растаял в оттепель, то ли ветви деревьев укрывали свои корни от метели. Тихо и торжественно было в парке, и был он пустынным, но жила в нем душа природы и душа человека — человека, который жил и работал с единственным желанием: обратить природу на пользу человечества, обогатить человека дарами природы, помогать ему на его трудном пути к счастью. Чудесный был Ботанический сад!

С моря дул сильный ветер не менее чем в пять-шесть баллов. Но он только гнул вершины деревьев, только шумел в кронах, шелестел ветвями, а здесь, внизу, под деревьями, было спокойно и безветренно, как в тихую погоду.

«Прекрасен наш народ в своих трудовых и творческих силах! — сам себе сказал Ласточкин. — Конечно, мы победим!» Он почему-то вспомнил отзыв партийного пароля на явках для новоприбывающих в одесское подполье:

— «Будет на море погода!»

— А как же? Будет, будет! — вдруг услыхал он и вздрогнул от неожиданности.

Ласточкин уже подошел к воротам, но, задумавшись, проговорил последние слова вслух, и дед-привратник откликнулся на них. Дед сидел на скамеечке возле калитки и поглядывал на Ласточкина.

«Черт! — выругал себя Ласточкин. — Да я одурел и забыл, что я конспиратор».

Привратник приветливо сказал:

— Непременно будет погода. Моряна — она до вечера уляжется, подует западный, и будет оттепель. Недели через две, полагаю, и быть весне. В этом уж можете быть уверены. Ну как? Повидались с профессором, передали привет?..