Рассвет над морем - [199]

Сообщение чрезвычайно взволновало Галю. Это еще не было восстанием, но это было неповиновение — неповиновение, оказанное не отдельными бойцами, а целым полком: массовый организованный акт неповиновения. Такой факт случился впервые за время оккупации. Разложение армии оккупантов было очевидно.

Галя особенно торжествовала: Иностранная коллегия засылала в Тирасполь и в Бендеры и газету «Коммунист» на французском языке и листовки, — не было сомнения, что пропаганда Иностранной коллегии была одною из причин отказа французских солдат идти в бой против большевиков и Советской страны.

Но Сашко Птаха отнесся к радости Гали и Шурки несколько скептически.

— Что ж тут такого? — сказал он, стараясь говорить как можно солиднее. — Если бы они действительно восстали и ударили по своей жандармерии или перекинулись с оружием к партизанам! А то что же такое… только не захотели воевать, а потом… все-таки подчинились командованию: перешли на нашу территорию…

Галя радостно засмеялась.

— Это и хорошо, — воскликнула она, — что перешли! Хуже было бы, если бы они там и остались!

Сашко не понял.

— Как же ты не понимаешь этого? Эх, ты! — Галя не сердилась, она смотрела на Сашка сияющими глазами. — Да пойми же, наконец: французские солдаты перешли на нашу территорию… вместе со своим неповиновением! Теперь от них это неповиновение распространится и по другим частям. Ведь солдаты Пятьдесят восьмого полка будут встречаться с солдатами других частей. Понял? Молва об этом полетит, как пожар, ее ветром понесет от одной французской части к другой. Ну? Понял?

— Эх ты, пацан! — сияя всем своим веселым лицом, сказал и Шурка Понедилок, хлопнув Сашка по спине, и вдруг провел косточками пальцев по Сашкиному темени против волос, сделал ему «грушки».

Сашко, разумеется, из Галиных слов все уже прекрасно понял, но «грушки» — это было в самом деле больно, да и этот выскочка Шурка опять поразил его в самое сердце. Слезы, наконец, выступили у Сашка на глазах.

Он сорвался с места и стал перед матросом Шуркой Понедилком.

— А ну, полегче! — грозно сказал Сашко Птаха, выпятив грудь. Сашко был парень крепкий, пожалуй не слабее щуплого Шурки, хоть и был моложе его лет на пять. — А то как дам!

Шурка, весело смеясь, слегка оттолкнул Сашка плечом.

— А раньше ты мне давал?

— А скривись-ка, середа, на пятницу! Мамалыга с Молдаванки!..

— Да тише вы! Ребята! — рассердилась Галя. — Вы что, одурели?

Сашко и Шурка разошлись. Сашко волком поглядывал исподлобья. Шурка, смеясь, протянул руку:

— Ну, давай «пять», товарищ комсомолец!

На этом и закончилось первое конспиративное свидание комсомольца Сашка Птахи. Еще раз повторив указания Григорию Ивановичу, Галя спровадила Сашка и приказала ему сегодня же возвращаться в Слободзею.

Про случай с Пятьдесят восьмым полком Григорий Иванович уже, конечно, должен был узнать в Тирасполе. Галя передавала, чтобы он использовал этот факт как можно шире: в беседах с крестьянами нужно непременно рассказывать о нежелании французских солдат идти в бой против большевиков.

Шурка Понедилок тоже сейчас же ушел. Его дело было сообщить новости областкому; теперь он должен был спешить в порт, к себе на корабль, а до того ему надо было еще забежать на Молдаванку, домой, — наколоть маме дров, принести воды, да и козу следовало бы подоить…

Галя тоже не осталась на явке. Она спешила на заседание Иностранной коллегии в «Открытие Дарданелл».

Галя ушла сегодня из своих катакомб на Куяльнике не только потому, что дежурила с утра на явке, а еще и потому, что Иностранная коллегия сегодня вечером должна была решить очень важный вопрос: организацию встречи подпольных групп, созданных на кораблях и в частях оккупационной армии. Но теперь, после Шуркиного сообщения, Галя решила до этого повидаться еще с Ласточкиным, чтобы немедленно же передать ему новость о восстании Пятьдесят восьмого пехотного полка.

Галя знала, где сейчас искать Ласточкина. Ласточкин подготавливал областную конференцию — конференция должна была состояться на Пересыпи, в «Доме трудолюбия», и Ласточкин должен быть там: уже прибывали делегаты издалека — из Елизаветграда, из Вознесенска, Николаева, Березовки.

Однако в «Доме трудолюбия» Галя Ласточкина не застала.

Это ее расстроило. Кроме Шуркиной, были у нее и другие важные новости, приятные Ласточкину. Из Киева прибыла новая группа товарищей; искала связи группа большевиков-грузин, которая действовала в частях добровольческой армии и прибыла с деникинским полком из Новороссийска; на мелких заводах Вальтуха, Спивака и Спиванова, Ройхварга, где до сих пор не было большевистских организаций, потому что там среди рабочих, бывших кустарей и мелких собственников, действовали меньшевики, наконец создались пусть и небольшие, но большевистские подпольные группы. Большевистские силы и в городе и в области росли день ото дня.

Были новости и неприятные. Морем на транспортах Ропита под охраной французских миноносцев прибыли свежие контингенты французских и греческих войск: пехота, артиллерия, танки. Интервенты разворачивали наступление, расширяли плацдарм и увеличивали на нем вооруженные силы.