Рассвет - [38]

— А сколь их всех было? — интересуется Зимний.

— Шестегго, нна.

— А вас — только мужиков здесь не меньше пятнадцати. И кочерга острая у тебя на поясе — вон какая: железная, тяжелая и блестящая, нна! Даже я боюсь! И чего? Вот так просто забрали и пошли себе?

— Ну нна, так они сгазу видно, что отмоггоженные напггочь, нна, — искренне удивляется верзила шевеля веснушками, — сколь наших бы могло постггадать, нна, даже если бы мы их одолели, нна…

— Друг ты мой серебрянный, так и мы не полиция. Уж от нескольких малолеток-то отмахаться — неужели сами не смогли? А если бы кто на дочку твою полез — тоже ждал бы, пока мы этого молодожена с тела юного снимем? Да ну, нна?

Нда! Инфантилизм и патернализм этим людям вбивали десятилетиями. Сложно будет из них эту заразу вывести. Если вообще возможно… Порой я в этом весьма сомневаюсь.

Вот и что с ними делать? Не в тех мы силах пока, чтобы гарнизоны крепкие тут и там размещать. А в мелких смысла не имеется. Ежедневные потери устанешь подсчитывать.

Но тогда, посовещавшись — все же оставили пятерку бойцов посерьезнее в этом поселении. Руководствуясь теми соображениями, что туда, где так легко взять то, что хочется — малолетние бандюшата по-всякому наведаются еще раз. И еще не раз.

Так и вышло: они нарисовались прямо на следующий вечер. Уже всемером! «Подросли» вымогатели юные. Рэкетиры огуречные!

…Теперь четверо из них помогают крестьянам добывать хлеб насущный. В кандалах и путах, чтобы лукавые мысли о поиске легких путей не так сильно смущали неокрепшие младые умы. Двое наиболее активно дерганных, неожиданно скоропостижно скончались в ходе беседы с нашими хэдхантерами, а один самый шустрый убежал-таки. Паркурщик, нна! Теперь вот поди ходит и мается где-то… без работы.

…Замечаю одинокую бабку потерянно сидящую на детской площадке неподалеку. Расслышав приближающийся шум — она приподнимает голову с выбившимися из под серого платка длинными прядями. Седыми и сосулисто — немытыми… Глядит без выражения своими блеклыми, выцветшими и выбеленными годами — безучастными глазенками дворняжки. И вновь опускает голову.

Отвожу залипшие на её чахлой фигурке глаза. Лезу в карман за сигаретами. Сейчас Порш опять возмущенно зафыркает. Не одобряет мой коняга курения. Ну, где эти спички-то опять?

Да, мы не служба постапокалиптического спасения! И не всегда бессеребреники. Да почти, что никогда. Не можем помочь всем. Выбираем тех, кто полезен. Помогаем тому, кто может помочь нам! Ну и на кой тащить с собой эту бабку? Она, один хрен — скоро так и так помрет! Что на этой лавочке, что в замке.

…Гладкая обтекаемо вытянутая морда дога, осторожно выглядывающая из-за деревянного теремка очень похожа на голову большой змеи…

— Тормозни, э-э-э…! — опять не могу с ходу вспомнить, как зовут нашего нового возничего.

Новенький… Витя натягивает вожжи. На круглом простецком лице недоумение.

— Посадите старую на телегу.

… Ну, помрет, так и помрет! Удерживать на этом свете её никто не станет. Да и рыдать тоже. Но хоть не на клыках собачьих…

Бойцы морщатся от тяжелого густого смрада исходящего от давно не мытого старушечьего тела. Даже до меня шлейф добрался. Отвратно — жуть! Но не оставлять же её собакам на поживу. Каннибалы-то на такое мясо точно не позарятся — жестковата до изнеможения бабулька, наверное.

Очень ничтожное количество стариков трансформацию пережило. Если судить по-тому, что наблюдается, конечно. Статистики-то нет, само-собой. Так что возможно бабка уникальна. Не в смысле возможной пользы, а просто как явление. Какая с немощной старухи польза? Она вон даже на телегу сама подсесть без помощи не может.

— Пожрать ей дайте — у кого есть, — Данька с рыжим «водилой» осторожно покашиваются на атамана, как на дурака, говорящего очевидное. Мы уже двигаемся дальше.

Изначально, еще до накрывших мир изменений была одинока? Вряд ли столько продержалась бы. Скорее родственники, уходящие из города, оставили обузу, как некогда поступали индейцы или прочие кочевники.

… Массовый исход из мегаполиса начался сравнительно недавно.

То что самые дальновидные осознали почти сразу — теперь наконец-то дошло уже до самых недалеких.

В предложенных и созданных «творцами и наблюдателями» условиях — город однозначно был обречен. Это как дважды два просчитывалось и без знания высшей математики. Магазины с первых дней стояли пустыми. Заброшенно, остро и недобро зияя своими разбитыми стеклянными фасадами. Склады с провизией, по большей части находились в бывших промзонах на окраинах. Вне шаговой доступности для очень и очень многих. Для большинства. К тому же они были заняты теми группами, которые успели первыми самоорганизоваться и подсуетиться. Там одиночкам нечего было и надеятся хоть чем-нибудь поживиться.

Во мраке улицы города напоминали горные ущелья, где в пещерах — подворотнях караулили безжалостные и беспощадные ночные хищники. С наступлением сумерек высовывать нос за стальные двери квартир было равносильно русской рулетке.

Само же нахождение в бетонных коробках городских многоэтажек в нынешних реалиях превратилось в сверхэкстремальный эксперимент по выживанию в абсолютно неприспособленном для жизнедеятельности месте.