Рассвет - [194]

— Да. Что скажешь?

Поток света полился из глаз Милдред, когда она встала и посмотрела на него.

— Я скажу, Артур, что ты очень благородный джентльмен и что, хотя с этого дня я стану самой несчастной женщиной, я всегда буду гордиться тем, что любила тебя. Послушай, дорогой. Когда я прочла это письмо, я почувствовала, что твоя Анжела возвышается надо мной, как Альпы, ее снежная чистота окрашена только отраженным светом небес. Я почувствовала, что не могу соперничать с такой женщиной, как она; что я никогда не смогу надеяться удержать тебя от ее несокрушимой верности, такой ужасающе спокойной, и я поняла, что она победила, отняв у меня Время и оставив меня нищей на целую Вечность… В великолепии своей неумирающей силы, в спокойной уверенности своего превосходства она бросает мне твою жизнь, как будто это ничто. «Возьми, — говорит она, — он никогда не полюбит тебя, он мой, но я могу позволить себе подождать». И все же, Артур, если уж ты повел себя как благородный джентльмен, каким ты и являешься, то я докажу тебе, что не уступаю тебе в великодушии. Я не выйду за тебя замуж. Я покончила с тобой, или, если быть более точным, — она издала резкий неприятный смешок, — ты покончил со мной. Возвращайся к Анжеле, прекрасной женщине с непроницаемыми серыми глазами, которая ждет тебя, одетая в свое вечное спокойствие, как горная вершина — в снег. Я пошлю ей мою диадему в качестве свадебного подарка, она ей пойдет… Возвращайся, Артур, но иногда, когда ты пресытишься неземной добродетелью и ослепительным совершенством, вспомни, что тебя любила просто женщина. Вот я и произнесла тебе целую речь; теперь ты всегда будешь вспоминать меня в связи с этими возвышенными словами. Почему бы тебе не уйти?

Артур стоял в полном замешательстве.

— Но что ты будешь делать, Милдред?

— Я?! — ответила она с тем же жестоким смешком. — О, не беспокойтесь обо мне, мистер Хейгем. Я еще буду счастливой женщиной. Я хочу увидеть жизнь во всей ее полноте — погрузиться в удовольствия, познать власть, изучить ритуалы… все, что подвернется. Может быть, когда мы снова встретимся, я стану леди Минстер или какой-нибудь другой знатной дамой и смогу сказать вам, что я очень, очень счастлива. Женщина всегда любит говорить это своему старому любовнику, хотя ей и не хотелось бы, чтобы он в это поверил. Может быть, — и тут ее взгляд смягчился, а голос сорвался на рыдание, — у меня будет утешение, о котором ты ничего не знаешь.

Он не понимал, что она имеет в виду; на самом деле, он едва слышал ее, раздираемый горем и сомнениями.

Еще мгновение они стояли молча, глядя друг на друга, а потом она вдруг воздела руки к небу и, издав тихий горестный крик, повернулась и быстро побежала по каменному коридору в музей. Артур немного поколебался, а затем последовал за ней.

Мучительное зрелище ожидало его в этом безмолвном зале, ибо там, распростертая на земле перед статуей Осириса, как безнадежная грешница перед неумолимым правосудием, с каштановыми волосами, тронутыми золотым лучом солнечного света с крыши, лежала Милдред, неподвижная, словно мертвая. Он подошел к ней и попытался приподнять, но она вырвалась и в отчаянии снова бросилась на землю.

— Я думала, что все кончено, — простонала она, — и что ты ушел. Иди, дорогой, или я сойду с ума. Может быть, иногда ты будешь писать мне.

Он опустился на колени рядом с ней и поцеловал ее, а потом встал и ушел.

Однако в течение многих лет его преследовала эта сцена великого человеческого страдания, разыгравшаяся в таинственном зале мертвых. Он так и не смог забыть Милдред, лежащую в солнечном свете, и мраморное лицо, с насмешливым спокойствием глядящее на нее сверху вниз; и бренные останки тех, кто в свое время страдал так же, как и она, и века спустя обрел покой, которого и она со временем достигнет, разложенные повсюду — подходящие эмблемы хрупкого тщеславия страстей, высасывающего свои силы лишь из земли.

Глава LXXV

Выйдя из ворот Квинта Карр, Артур поспешил в гостиницу, намереваясь прочесть письма, которые отдала ему Милдред, и, пройдя через столовую, уселся на скамью, с которой открывался вид на сад. В это время года здесь было, вообще говоря, достаточно тихое место; однако именно в этот день, едва Артур вынул письмо из кармана и, надев на дрожащий палец кольцо, взглянул на две первые строчки письма Анжелы, нетерпеливо отложив в сторону документы с пометкой «читать сначала» из-за их делового вида, как звук торопливых шагов и оживленный гул множества голосов напомнили ему, что нигде поблизости от гостиницы он не может рассчитывать на покой. Пришел второй английский почтовый пароход, и целая толпа пассажиров, которые в это время года стремились в Кейп, спасаясь от английской зимы, радостно хлынула на берег, чтобы поесть, выпить, повеселиться, купить попугаев и плетеные стулья и походить по твердой земле, пока корабль разводит пары.

Артур застонал — и бежал, в спешке оставив документы на скамье.

В полумиле от города или около того, слева, там, где море отвоевало небольшую часть берега острова, был уголок необыкновенной красоты. Здесь гигантская рука Природы рассекла горы, образующие, собственно, Мадейру, ущельем, по которому хрустальный ручей стекал к полосе желтого песка, окаймлявшей море. Берег здесь был пологим, как естественная терраса, и его покрывала масса девичьего папоротника, сплетающегося с перистой травой, а наверху среди скал росли алоэ и всевозможные цветущие кустарники.