Рассвет - [74]

Разгневанная, она смотрела на нас сверху и казалась еще выше и значительнее.

– Клэр Сю подумала, что вы двое можете быть здесь, – выдавила она. – Я иду в свой офис, Евгения, и хочу увидеть тебя там через пять минут. Филип, ты нужен Коллинзу в столовой сию же минуту.

Она повернулась и быстро ушла.

Сердце мое готово было выпрыгнуть из груди, горячая краска залила лицо, казалось, что щеки вот-вот вспыхнут. Филип повернулся ко мне, на его лице были написаны страх и смущение. Что случилось с сильным уверенным взглядом, который так часто освещал лицо этого юноши в школе? Он выглядел таким слабым и ничтожным. Он посмотрел вслед бабушке и перевел глаза на меня.

– Я… я очень сожалею. Мне лучшей уйти, – запинаясь, пробормотал он.

– Филип! – закричала я, но он перепрыгнул через ступеньки и поспешил прочь.

Я глубоко вздохнула и медленно поднялась по ступенькам. Тяжелое серое облако закрыло теплое послеполуденное солнце, пронзило холодом мое сердце.

Клэр Сю самодовольно улыбнулась мне со своего места за стойкой регистрации, когда я шла через вестибюль в офис бабушки Катлер. Очевидно, она все еще ревновала и была расстроена тем, что родителям понравилась моя игра на пианино, а также из-за аплодисментов, которыми меня наградили гости за песню в честь бабушки Катлер в день ее рождения. Я постучала в дверь офиса и вошла. Я увидела, что она сидит за столом, – прямая, плечи напряжены, руки на подлокотниках кресла. Она напоминала члена верховного суда. Я стояла перед ней, пружина внутри меня сжалась так туго, что я боялась сломаться и расплакаться.

– Садись, – холодным голосом приказала она и указала кивком головы на кресло перед столом. Я скользнула в кресло, крепко сжав подлокотники, и нервно смотрела на нее. – Евгения, – произнесла она, слегка повернув голову, – я собираюсь задать тебе этот вопрос только один раз. Что происходит между тобой и твоим братом?

– Между нами?

– Не заставляй меня давать определение каждому слову и произносить неслыханные вещи, – прорычала она. – Я знаю, что в «Эмерсон Пибоди», до того как он узнал правду о тебе, Филип считал тебя одной из своих подружек, и ты, вполне понятно, отвечала ему. Произошло ли между вами что-нибудь, чего могла бы стыдиться наша семья? – спросила она, вопросительно приподнимая брови.

Казалось, мое сердце остановилось. Я ждала, когда хаос в моих мыслях прояснится. Жар охватил меня, поднимаясь в груди, к горлу подступил комок, он душил меня. Меня лихорадило. Сначала язык отказывался мне повиноваться, но так как молчание затягивалось и становилось все тяжелее, я проглотила комок в горле и справилась с дыханием.

– Совершенно ничего, – ответила я таким низким голосом, что едва узнала его. – Как можно спрашивать о таких ужасных вещах!

– Было бы гораздо ужаснее, если бы тебе было в чем признаваться, – возразила бабушка. Ее острый пронзительный взгляд задержался на мне в глубоком раздумье. – Филип – здоровый молодой человек, – начала она, – и как все юноши, он напоминает дикую лошадь, только что вставшую на ноги. Я думала, что у тебя достаточно здравого смысла, чтобы понять мою мысль. – Она ждала подтверждения с моей стороны, но я лишь смотрела на нее, прикусив нижнюю губу. – И у тебя есть привлекательные женские качества, против которых не могут устоять большинство мужчин, – добавила она презрительно. – Поэтому на тебе лежит больше ответственности за приличное поведение.

– Мы не сделали ничего плохого, – настаивала я, не в состоянии больше сдержать слезы, закипавшие на глазах.

– И я хочу, чтобы все так и оставалось, – она кивнула головой. – С сегодняшнего дня и впредь я запрещаю тебе оставаться с ним наедине, поняла? Вы не можете заходить в комнаты отеля вместе, и ты не должна приглашать его в свою комнату, если там не будет третьего лица.

– Это несправедливо. Мы наказаны, хотя не сделали ничего плохого.

– Это просто меры предосторожности, – сказала она и добавила более рассудительным тоном, – до тех пор, пока вы не сможете вести себя как обычные брат и сестра. Вы должны помнить, насколько необычными были и остаются обстоятельства. Я знаю, что это к лучшему.

– Вы знаете, что будет лучшим? Почему вы знаете, что является лучшим для других? Вы не можете говорить всем и каждому как жить, как действовать, даже как разговаривать друг с другом, – вспыхнула я, ярость поднималась во мне как разбуженный великан. – Я не хочу вас слушать.

– Ты только создашь трудности для себя и Филипа, – пригрозила она.

Где же мои родители? Почему, по крайней мере, мой отец не участвует в этой беседе? Разве они только марионетки? Неужели моя бабушка дергает за ниточки и тоже управляет их жизнями?

– А теперь, – сказала она, переменив позу и меняя тон голоса, как-будто вопрос был окончательно решен, – я дала тебе достаточно времени, чтобы приспособиться к новому окружению и новым обязанностям, но ты все еще продолжаешь сохранять свои старые привычки.

– Какие старые привычки?

Она наклонилась вперед и приоткрыла что-то на своем столе.

– Это дурацкое имя, например. Тебе удалось смутить моих сотрудников. Необходимо положить конец этой ерунде. Большинство девушек, которые вели полуголодное существование, и которое вынуждена была вести ты, были бы более чем благодарны за то, что у тебя есть сейчас. Я хотела бы видеть хоть какие-то признаки твоей благодарности. Ты можешь доказать это, если будешь носить этот знак на своей форме: так или иначе большинство моих сотрудников это делают.