Рассвет - [3]

На небе было всего несколько звезд. Я не любила беззвездных ночей. Эта была одной из таких ночей – холодная, темная, все окна в домах вокруг были черными. Ветер гнал по улице обрывок бумаги, где-то вдалеке лаяла собака. Послышалась сирена. «Наверное, кому-то было плохо, – подумала я, – какого-то беднягу везли в больнице, а может быть, это полиция гналась за преступниками».

– Ну же, едем, – поторопил нас папа, словно гнались за нами.

Джимми и я втиснулись на заднее сиденье вместе с картонками и чемоданами.

– Куда мы направляемся на этот раз? – спросил Джимми, не скрывая своего неудовольствия.

– В Ричмонд, – сказала мама.

– В Ричмонд! – воскликнули мы оба. Мы объездили всю Вирджинию, кажется, кроме Ричмонда.

– Да. Ваш папа получил там работу в гараже, и я уверена, что смогу найти себе работу горничной в одном из тамошних мотелей.

– Ричмонд, – пробормотал себе под нос Джимми. Большие города все еще пугали нас обоих.

Когда мы выехали из Грэнвилла и нас окружила темнота, к нам вернулась сонливость. Джимми и я закрыли глаза и заснули, приткнувшись друг к другу, как это делали уже много раз раньше.

Папа так торопился потому, что уже нашел место, где нам жить. Папа часто решал все очень быстро и лишь затем объявлял нам об этом.

Поскольку квартирная плата в больших городах была значительно выше, мы могли снять только квартиру с одной спальней, так что Джимми и я по-прежнему должны были жить в одной комнате. И эта постель на софе! На ней едва хватало места для нас двоих! Я знала, что иногда он просыпался раньше меня, но не двигался, потому что моя рука лежала на нем, а он не хотел будить меня. И случалось, он нечаянно касался меня там, где и не помышлял. Тогда кровь приливала к его лицу и он выскакивал из постели, словно начался пожар. Он не говорил ни слова об этом, а я не обращала на это внимания.

Так оно обычно и было. Джимми и я просто игнорировали все, что смущало бы других подростков, мальчиков и девочек, вынужденных жить в таких же тесных квартирах, но я не могла не мечтать о чудесной уединенности, которой наслаждалось большинство моих подруг. Они рассказывали, как могут закрыть дверь и сплетничать по своему собственному телефону или писать любовные послания тайно от семьи. А я даже боялась иметь дневник только потому, что кто-нибудь мог заглянуть мне через плечо.

Эта квартира мало чем отличалась от большинства наших предыдущих квартир – те же маленькие комнаты, ободранные обои, облупившаяся краска. Такие же окна, которые не закрывались плотно. Джимми возненавидел нашу квартиру и сказал, что уж лучше спать на улице.

Но именно тогда, когда мы думали, что дела идут так плохо, как и должны были быть, они стали еще хуже.

Однажды ближе к вечеру через несколько месяцев после того, как мы переехали в Ричмонд, мама пришла с работы раньше обычного. Я надеялась, что она принесет что-нибудь особенное нам на ужин. В тот день папа получил еженедельную зарплату, большая часть денег на предыдущую неделю уже была истрачена. Мы позволяли себе только раз или два в неделю поесть как следует, а теперь подъедали остатки. В животе у меня было пусто, так же, как у Джимми, но раньше, чем кто-нибудь из нас успел пожаловаться, дверь открылась и мы с удивлением увидели маму. Она остановилась, покачала головой и заплакала. Потом убежала в свою спальню.

– Мама, что случилось? – позвала я ее, но единственным ответом была захлопнутая дверь.

Мы с Джимми переглянулись, оба мы были испуганы. Я подошла к ее двери и негромко постучала.

– Мама?

Джимми встал рядом со мной и ждал.

– Мама, можно нам войти?

Я открыла дверь и заглянула.

Она лежала на кровати вниз лицом, ее плечи вздрагивали. Мы тихонько вошли, Джимми рядом со мной. Я села на кровать и положила руку ей на плечо.

– Мама?

Наконец она перестала рыдать и повернулась к нам.

– Ты потеряла работу, мама? – спросил Джимми.

– Нет, дело не в этом, Джимми. – Она села и вытерла слезы. – Хотя я больше не хочу оставаться на этой работе.

– Тогда в чем дело, мама? Скажи нам, – попросила я.

Она шмыгнула носом, откинула назад волосы и взяла наши руки в свои.

– У вас будет братик или сестричка, – объявила она.

У меня перестало стучать сердце. Глаза Джимми расширились, и он разинул рот.

– Это моя вина. Я все не обращала и не обращала внимания на признаки. Я никогда не думала, что забеременею, потому что после Дон уже не имела детей. Сегодня я пошла к врачу, и оказалось, что у меня беременность немного больше четырех месяцев. Теперь у нас будет еще один ребенок, и я не смогу работать, – она снова начала плакать.

– О, мама, не плачь. – Мысль еще об одном рте, который надо кормить, черной тенью легла на мое сердце. Как мы сможем управиться с этим? У нас и так ни на что не хватало.

Я взглянула на Джимми, подталкивая его сказать что-нибудь успокаивающее, но он выглядел ошеломленным и злым. Он просто стоял и смотрел.

– А папа уже знает? – спросил он.

– Нет, – сказала она и тяжело перевела дыхание. – Я слишком стара и слишком устала, чтобы иметь еще одного ребенка, – прошептала она и покачала головой.

– Ты злишься на меня, Джимми? – спросила мама. Он был такой мрачный, что я хотела ударить его.