Расстрел на площади - [9]

Он взял ее здесь же, на рассыпавшихся бумагах и судебных протоколах; целуя ее лицо, он чувствовал на губах соленые слезы стыда и раскаяния.

«Бедная девочка, — думал он, скользя ладонями по ее мелко подрагивающему горячему телу, — бедная моя девочка! Если бы она только знала!»

— Ты меня любишь?’— взахлеб шептала она, неистово прижимаясь к его груди. — Скажи только, что ты меня любишь!

— Люблю, — отвечал Игорь, стараясь придать голосу интонации страсти.

— Если ты меня разлюбишь, я не знаю, что с собой сделаю! Мне нечего терять!

Она выболтала все. Она даже показала ему тайник на веранде адвокатской дачи, где супруг хранил рукописные тексты статей для западной прессы, обвинявших Советскую власть в грабежах и массовых убийствах.

Этого было более чем достаточно для смертного приговора. Бугаев ликовал в предвкушении наград за удачно проведенную операцию.

Однако процесс по делу о предательстве так и не состоялся.

Адвокат выбросился из окна при обыске квартиры. Но — горькая ирония судьбы — вовсе не из-за того, что был разоблачен. Просто молоденький и ехидный лейтенант госбезопасности, проводивший обыск, смеясь, высказался насчет неверности супруги, и выражение лица ее, стоявшей рядом, было для адвоката самым лучшим и безжалостным подтверждением его слов.

Никто не ожидал от солидного человека такой прыти.

Он перемахнул через стол и, проломив телом оконное стекло, разбился внизу, на асфальте.

Дело замяли: адвокатскую вдову за закрытыми дверями осудили за недоносительство и пособничество в шпионаже и надолго отправили в лагерь строгого режима.

Игоря повысили в звании за успешно проведенную операцию по раскрытию империалистического диверсанта.

Смешно, но Алина при знакомстве тоже сказала:

— Вы похожи на киноартиста.

— … но на самом деле не киноартист, — прибавила теперь Галина. — Я знаю, кто вы.

Игорь рассмеялся, вновь смехом скрывая замешательство.

Интересно, что она могла знать, что имела в виду: что он гид или что только прикидывается гидом?

Никогда они не возвращались больше к этому разговору.

Вероятно, Галина узнала о роде его занятий от отца и потому не расспрашивала. Разве что капризничала, когда он в очередной раз отбывал в дальние и продолжительные командировки, и недоумевала, почему бы не выбрать себе работу покомфортнее, благо возможности имеются.

— Пожалуйста, не сердись, — попросил Игорь.

— Буду сердиться, буду! И никогда не прощу! — По тону девушки было понятно, что гроза миновала.

Игорь усмехнулся:

— Ну, тогда я схожу на кухню, горло промочу, а ты тут пока дуйся себе на здоровье.

— Папа привез сакэ, — не сдержавшись, сообщила Галина, и лицо ее осветила по-мальчишески хитрая улыбка. — Ты когда-нибудь пробовал сакэ, деревня?

— Никогда в жизни!

— Я и говорю: что бы ты без меня делал?!

Потянувшись, девушка соскользнула с дивана и направилась к встроенному в стену бару.

Этот зеркальный ларчик, игравший «Турецкий марш», едва створки его отворялись, был замечателен своим содержимым. Весь советский народ, от мала до велика, пришел бы в состояние столбняка, увидав пузатые прозрачные бутылки с заморскими этикетками и прозрачными жидкостями цвета драгоценных камней. Советский народ знать не знал, что на белом свете существуют подобные напитки и что пьют их не только за морями-океанами, но и в самом центре Москвы, на Ленинском проспекте. Впрочем, советскому народу этого знать и не полагалось.

— Папа сказал, что существует особый ритуал, как надо пить сакэ, но он ничего не запомнил, — сообщила Галина, снимая навинченную пробку с узкого бутылочного горлышка и наполняя рюмку бесцветной, как казалось издали, жидкостью. — Японцы сразу напоили папу, и он с непривычки захмелел, и хорошо, что дядя Боря из посольства незаметно увел его с приема и отвез в гостиницу. А то были бы неприятности, как пить дать! Попробуй.

Игорь взял протянутую рюмку, принюхался и, прежде чем опрокинуть содержимое, заговорщицки выпалил:

— Думаешь, удивила? Сакэ — это всего-навсего рисовая водка!

В первое мгновение Галина растерялась, а затем бросилась на него и принялась колотить в его широкую мускулистую под рубахой грудь кулачками. Игорь смеялся и шутливо пытался защититься.

— Бесстыжий! — кричала девушка. — Я с тобой больше не разговариваю, так и знай! Обманщик!

Вот скажу папе, пусть тебя с работы выгонят, тогда будешь знать!

Потасовка закончилась столь же быстро, как и началась.

Галина как бы невзначай прижалась к Игорю, он сжал ее в объятиях и прильнул к мягким губам.

С минуту было тихо — так тихо, что с улицы доносилось гудение троллейбусных штанг и гнусавые звуки автомобильных гудков.

Девушка наконец отпрянула от возлюбленного и, переводя дух после поцелуя, взъерошила его густую иссиня-черную шевелюру.

— Убить тебя, что ли? — прошептала она. — Чтоб никому не достался, кроме меня.

— Убей. Но все равно я только твой, — в тон отвечал Игорь.

— Врешь. А с циркачкой в Америке кто заигрывал, которая обручи вращает?

Ему стоило немалых трудов удержать на лице небрежное выражение:

— С какой еще циркачкой?

— Да ладно. Ты же понимаешь, я первая обо всем узнаю. Хоть ты там и прикидывался простым переводчиком.