Расставание в голубом - [42]

– Обязательно, Марианна, обязательно.

Храни их Господь, этих трогательных зайчиков. Им нет места в нашем беспокойном мире. Они ждут прекрасного принца, а их пустоватые прыщавые кавалеры, окончив университеты, немедленно сталкиваются с проблемой переизбытка квалифицированной рабочей силы и с необходимостью бороться даже за должность рассыльного в супермаркете. Зайчики трудятся, чтобы выжить, и имеют лишь то, на что смогли заработать. Все их достояние – безделушки и мелочевка, купленная в лавках и кафешках. Они болтают о моде и дорогих украшениях и мечтают о незнакомце, который вытащил бы их из этого мерзкого болота, отравленного безработицей и инфляцией, поделился бы с ними сладким куском своего пирога, осчастливил бы прелестными крошками и непринужденно ввел бы в тот круг, представители которого обитают в шикарных домах и после каждой трапезы причесываются перед роскошными зеркалами. Но большинство тоскующих женщин-зайчиков выходит замуж за недотеп и держится на плаву лишь благодаря работе. Вскоре они обнаруживают, что их мечты разбиты. А зайчики выросли с мыслью о том, что если ты улыбчив, честен, симпатичен и дружелюбен, значит, мир – твой, со всей этой сменой блюд, круглосуточным обслуживанием, визитными карточками, друзьями к обеду, кухонным комбайном, цветными фотографиями детей и идеальным воплощением верного рыцаря, с улыбкой и рассуждениями в стиле Рока Хадсона. С такими представлениями зайчики – сияющие, самоуверенные, ничему не обученные – и вступают в скрежещущую и гремящую шестеренками жизнь, а через несколько лет понимают, что нужно обламываться и черстветь, никому не доверять и всех ненавидеть. И их чистые сердца превращаются в руины и трущобы. Боже, благослови зайчиков! Ведь это новое поколение людей, а мы не оставляем им места рядом с собой. Заманиваем надеждой, словно морковкой, а потом заявляем: «Прости, дружок, тебе ничего не досталось». И школы, где мы не преподаем им науку искусства выживания, столь дивно разукрашены, но им никогда уже не жить в таких домах. Зайчики беззаботны и веселы до тех пор, пока не подхватят чего-нибудь неизлечимого.

* * *

Я ехал вдоль берега на север среди бесконечного мигания и брызг неона по обетованной земле, давно превратившейся в асфальт и густо засыпанной вечным листопадом целлофана, конфетных фантиков, обрывков билетов, оберток, резины и прочего мусора. Одна из подружек Джуниора Аллена была сейчас искалечена, другая почти спилась. Теперь я искал третью.

Оказалось, что «Цитрус инн» – старый, построенный в 1925 году трехэтажный кирпичный куб с потрескавшимися и кое-как подновленными стенами, с тремя подъездами, тремя лестничными пролетами и тремя блоками маленьких квартирок, расположенных одна над другой. Здание стояло в тупике, который находился в деловой части города. Через дорогу от дома раскинулся большой железнодорожный склад, а рядом с «Цитрус инн» я с одной стороны увидел магазин судовых мелочей, а с другой – заведение «Пиво – наживка – лодки» с закусочной, специализирующейся на бутербродах с вареной рыбой. За этими тремя строениями я обнаружил узкий, перегороженный дамбой канал со стоячей водой.

Жильцы «Цитрус инн» могли пользоваться полуразрушенным доком, идущим параллельно дамбе. Я припарковался перед ним и зашагал вдоль неосвещенной стены гостиницы. Но вдруг резко остановился и отпрянул в тень. В доке стояло два больших темных судна и третье, на котором горел свет. Тусклые фонари дока позволяли разглядеть правый борт и кубрик яхты, а также спасательный круг с надписью «Плэй Пен». В кубрике находились несколько человек. Я не мог толком рассмотреть их всех. Звучала музыка, слабо доносились ритмы босановы. Какая-то девушка принужденно рассмеялась. Пронзительный мужской голос прокричал:

– Папаш, мы тут скоро прикончим все пиво, черт меня дери! Кому-нибудь надо, к чертям собачьим, сбегать к Барни. Ты что, хочешь вообще изолировать нас от мира, а. Папаша? Или все-таки разрешишь пополнить запасы продовольствия?

Другой мужской голос пророкотал в ответ что-то, потом заговорила девушка, но ее слова заглушала музыка. Вскоре двое прошли мимо меня к закусочной. Я хорошо разглядел их, пока они карабкались на стенку дока. Рослого парня с бачками и невыразительным лицом и длинноногую неуклюжую девчонку в очках. Поравнявшись со мной, она спросила своего спутника:

– Ты ведь не должен все время быть у них на побегушках, Пит?

– Заткнись, Пэтти. Папаше нравится... Зачем портить ему веселье?

Так я впервые увидел Джуниора Аллена. Впрочем, особо запоминать было нечего. Лишь тень в кубрике корабля да глухие раскаты низкого голоса. И еще смех. Аллен был единственным, кто там смеялся.

* * *

Когда я вернулся на «Дутый флэш», Лоис все еще была в отключке. Я усадил ее. Она тяжело привалилась ко мне головой, по-прежнему не открывая глаз. Я взял ее на руки, перенес на берег и прогуливал до тех пор, пока она не восстановила дыхания настолько, что смогла заныть и захныкать. Она еле плелась за мной, как заигравшийся непослушный ребенок. Но я безжалостно водил ее взад и вперед, пока сознание не прояснилось. Затем мы сели на скамейку, и она перевела дух.