Расставание в голубом - [24]

– Вроде этого?

– Да.

– Думаю, мне лучше узнать об этом проекте немного больше.

– Давайте раскроем карты, мистер Колловелл. Я не собираюсь на вас наживаться. С войны Бэрри вернулся домой богатым. Я хотел бы узнать, каким образом он разбогател. И если мне удастся это выяснить, я, возможно, смогу что-то вернуть его девочкам. Жена Бэрри умерла. Все, что от вас требуется, – это потратить немного времени. И немного напрячь память.

Тут мне показалось, что он решил для начала вздремнуть. Наконец пошевелился и вздохнул.

– Да, там была возможность разбогатеть. Поговаривали, что в начале войны было еще лучше. Бэрри появился там задолго до меня. В военно-транспортной авиации. Летал на С-46 из Чабуйти в Ассаме. С пассажирами, с грузом. Летал в Калькутту, Нью-Дели и через Гамп в Канмин. Поднимаешься в натужно скрипящей жестянке километров до семи и – вниз сквозь снег и лед, изволь не прозевать первый же просвет и посадить самолет в этом Канмине, потому что второго просвета уже не будет. Думаю, с Бэрри мы совершили вылетов двадцать пять, не больше. Я не успел сойтись с ним поближе. В тех условиях состав экипажей часто менялся. С первым, на первом моем там самолете, попали в аварию. Что-то отказало, заело шасси, и мы как следует проехались по полю на брюхе. Экипаж состоял из трех человек, и нас всех рассовали по другим машинам. Я попал в одну команду с Бэрри. С Бэрри и Джорджем Бреллем, вторым пилотом. Я чувствовал себя неловко, боялся, что Брелль на меня злится, ведь он так и не получил повышения. Их пилот ухитрился куда-то перевестись.

– Сластена?

– Точно, это его кличка. Он потом погиб. А у меня все сложилось неплохо. Брелль не держал на меня зла. Брелль и Бэрри оба были опытными профессионалами, но не очень дружелюбными ребятами. Бэрри знал свое дело, но вечно хмурился и помалкивал. Я сказал бы, он был из породы одиночек. Вместе мы совершили вылетов двадцать пять, из них около десяти окольными путями в Китай. Потом однажды ночью мы вылетели в Калькутту. И вдруг правый мотор вспыхнул, а высота была всего метров триста. Заполыхало так, что система пожаротушения уже не могла помочь. Мы карабкались вверх, пока я не почувствовал, что еще мгновение – и будет поздно. Выровнял машину, и на счет «три» мы выпрыгнули из люка. Мой парашют раскрылся, а через пять секунд самолет развалился на куски и рухнул вниз. Ну, а еще через пять секунд я приземлился посреди цветочной клумбы прямо перед дивизионным госпиталем, вывихнув лодыжку и колено. Очень удобно получилось. Ко мне выбежала сестра милосердия необъятных размеров, я обнял ее и заковылял внутрь. Бэрри и Брелль, прихватив бутылку, навестили меня, благодарили. Больше я их не видел.

– А не ходили ли тогда какие-нибудь слухи о том, что Бэрри разбогател?

– Да, кажется. Припоминаю всякие туманные намеки... Он ведь был из тех, кто ловит рыбку в мутной воде. Тертый калач, не болтливый и весьма оборотистый.

– И каким способом он мог, по-вашему, сколотить себе состояние?

– В те времена это было проще всего сделать, занимаясь контрабандой золота. Покупаешь в Калькутте, перепродаешь на черном рынке в Канмине в полтора раза дороже. Получаешь доллары. Или берешь рупиями, привозишь их обратно и меняешь на доллары в Люйдс-банке. Или на рупии снова покупаешь доллары. Довольно гибкая схема. Но за этим следили и старались пресечь такие штучки. Я считал, что риск слишком велик. И знал, что если бы Брелль или Бэрри за это взялись и их поймали бы, это бросило тень и на меня. Так что я глядел в оба. Тогда в Китае с золотом можно было многое провернуть. Инфляция галопировала как бешеная, а золота поступало чертовски мало. Можно было делать деньги, даже провозя в Китай просто рупии в крупных банкнотах. Говорят, китайцы платили рупиями при сделках с японцами, а тем они были нужны для шпионских операций в Индии. Китайцы меняли вьючных животных на японскую соль и занимались еще черт знает чем. Маленькая война, большой бизнес. Думаю, Бэрри был одним из таких челноков. Однажды мне показалось, что, разговаривая со мной, он зондирует почву, но схватить его за руку я не смог, а мои ответы, видимо, пришлись ему не по вкусу.

– С Джорджем Бреллем он был на короткой ноге?

– Я бы сказал, они были ближе, чем обычно бывают сержант с лейтенантом, даже в авиакоманде. Какое-то время казались просто неразлучными.

– Значит, Брелль следующий, с кем мне надо поговорить. Конечно, если он еще жив.

– Я знаю, где вы можете его найти.

– В самом деле?

Он медлил. Этот вечный комплекс делового человека! Он владел чем-то, что хотел получить другой, и, следовательно, нужно было на минуту остановиться и быстро обдумать, нельзя ли с этого что-нибудь поиметь. Неистребимый рефлекс вернул его в настоящее с той старой, сто раз обруганной войны, на которой он был лейтенантом Колловеллом, проворным, ловким и сильно озабоченным тем, как бы ему скрыть от других и побороть самом себе страх, что терзал его ежедневно и ежечасно. Он снова превратился в осанистого мистера Уильяма М. Колловелла, избалованного деньгами и властью, умного и рискового бизнесмена, в глубине души, возможно, переживающего из-за пониженной потенции, налоговых инспекций и сердечных приступов. Я чувствовал, что он не слишком часто думает о войне. Есть дети весьма солидного возраста, каждый день вспоминающие свою школу или свою войну. Но люди, которые вырастают и становятся мужчинами, не нуждаются в этом слабом отблеске, прежних успехов. Именно таким и был Колловелл.