Расследования доктора Гидеона Фелла. Первая улика (сборник) - [25]

– Она открыта? – спросил пастор, и его голос прозвучал как-то очень уж громко.

Констебль помог доктору Феллу приоткрыть дверь, и та проскрежетала по каменному полу. Тут же над ними поднялось облако пыли. Они стояли на пороге комнаты надзирателя и осматривались.

– Могу смело утверждать, что нам не следует сюда заходить, – буркнул сэр Бенджамин, нарушив тишину. – Все то же самое! Кто-либо из вас был в этой комнате до этого?.. Нет? Не ожидал. Хм. Они не удосужились обновить мебель, не так ли?

– Большинство предметов мебели осталось еще от старого Энтони, – сказал Фелл. – Меньшая часть принадлежала его сыну Мартину, который тоже был здесь надзирателем, но умер в 1837 году. Оба они отдали соответствующие распоряжения, чтобы в комнате ничего не менялось.

Это была довольно большая комната, хотя и с низкими потолками. Напротив двери располагалось окно. Стена тюрьмы находилась в тени, а щупальца плюща вились вокруг окна, не позволяя свету проникнуть сюда. После дождя лужи под окном до сих пор никуда не делись, они неравномерно покрывали каменную поверхность. На расстоянии около шести футов слева от окна располагалась дверь, ведущая на балкон. Она была открыта под углом к стене. Виноградная лоза, которую, по-видимому, оборвали, когда открывали дверь, сейчас преграждала путь свету.

Когда-то, вероятно, были приложены некоторые усилия, чтобы придать этой мрачной комнате хоть сколько-нибудь уюта. Обшитые орехом панели на каменных стенах давно прогнили. Слева от наблюдателей, в стене между высоким шкафом и книжными полками, полными старых выцветших кожаных переплетов, был дымоход, на его выступе стояло несколько пустых подсвечников. Ветхое кресло было приставлено к камину. Здесь, перед огнем (как помнил Рэмпол), вероятно, и сидел в ночном чепчике старый Энтони, как раз перед тем, когда услышал стук в балконную дверь и голос, который шепотом просил его выйти и присоединиться к мертвым…

В центре комнаты стоял старый стол, напоминавший пыльные развалины, а перед ним находилось деревянное кресло. Рэмпол осматривался. Да, в пыли можно было заметить прямоугольный след от велосипедного фонаря, который здесь лежал прошлой ночью. Тут, в этом деревянном кресле, должно быть, сидел Мартин Старберт, направивший луч лампы вперед…

Итак. В центре правой стены виднелась неприметная дверь в хранилище, сейф, или как оно у них там называлось. Это была обычная дверь шести футов высотой и полфута шириной, полностью проржавевшая. Сразу под ее железной ручкой имелось странное приспособление вроде сплюснутой коробки, где располагалось большое отверстие для ключа с одной стороны. С другой стороны, чуть повыше маленького регулятора, находилось похожее на металлический клапан устройство.

– Значит, описания были правильными, – неожиданно произнес доктор Фелл, – как мне кажется. Иначе все было бы слишком просто.

– Что? – переспросил констебль раздраженно.

Доктор ткнул тростью.

– Я полагаю, что грабителю нужен был ключ от этой штуки. Хотя даже невооруженным глазом видно, что он легко мог бы сделать слепок такой большой замочной скважины, но получился бы непомерно большой ключ… Однако эту вот штуковину, этот сейф, уже никак нельзя вскрыть, разве что вынести всю стену при помощи динамита.

– С этой штуковиной?

– Буквенный код. Я слышал, что здесь применяется именно он. Это не новое изобретение, как вам известно. Меттерних[8] им пользовался, например, а Талейран[9] говорил об этом вот что: «Ma porte qu’on peut ouvrir aves un mot, comme les quarante voleurs de Sheherazade»[10]. Видите этот регулятор с двигающейся металлической крышкой над ним? Он скрывает секрет, как в современных сейфах, в котором вместо цифр – 26 букв алфавита. Вы должны открыть крышку и угадать зашифрованное слово. Без него ключи будут бесполезны.

– Нужно же как-то открыть эту штуку! – воскликнул сэр Бенджамин.

Опять наступила давящая тишина. Пастор вытирал лоб салфеткой, искоса поглядывая на большую кровать с балдахином у правой стены. Она была и сейчас застлана, на ней лежали какие-то вещи и валик; шторы висели на черных латунных кольцах. Перед ней стоял ночной столик с подсвечниками. Рэмпол поймал себя на том, что вспоминает манускрипт Энтони: «Я поправил свечу у изголовья кровати, надел ночной колпак и приготовился ко сну, когда услышал какое-то движение рядом с собой…»

Американец быстро отвел взгляд. Как минимум еще один человек жил и умер в этой комнате со времен Энтони. За сейфом стоял шкаф-секретер со стеклянными дверцами, а на нем – бюст Минервы и огромная Библия. У всех, кроме доктора Фелла, было чувство, что они находятся в страшном месте, где опасно не только ходить, но и трогать что-либо. Констебль взбодрился.

– Хорошо, – начал он мрачно, – сейчас мы здесь. И пусть меня повесят, если я знаю, что делать. Тут бедолага сидел. Тут он держал фонарь. Никаких следов борьбы, ничего не разбито…

– Кстати, – заговорщически заметил доктор Фелл. – Я не удивлюсь, если сейф и сейчас открыт.

Рэмпол почувствовал ком в горле.

– Мой дорогой доктор, – сказал Сондерс, – вы думаете, что Старберты согласились бы на это?.. Я хотел сказать…