Расследования Берковича 12 [сборник] - [5]

— Судя по твоему рассказу. Российский след маловероятен, израильский — подавно. Давидов и Бернштейн должны были встретиться. Убийца шел за Давидовым, принял за него Бернштейна…

— Идеальная схема, — кивнул Беркович, — если бы не одно обстоятельство. Встретиться они должны были в другое время. Я еще буду, конечно, проверять, где находился Давидов в девять тридцать утра. Уверен, впрочем, что его видели в то время десятки человек. Ты мне лучше другое скажи: какая у Давидова машина? Если ты, конечно, в курсе.

— Естественно, в курсе, — улыбнулся Рисман. — Белая «хонда».

— Вот как, — разочарованно сказал Беркович. — А я надеялся, что темно-синяя «мазда».

— Это машина его племянника, — сообщил Рисман. — Тоже темная личность, но в дядиных аферах, похоже, не замешан.

— Ты уверен? — воскликнул Беркович и, увидев, как насупился коллега, быстро сказал: — Не думай, я не сомневаюсь, просто очень рад.

— Чему? — спросил Рисман. — Если ты считаешь, что Арон пытался убить дядю, то это глупости.

— Потом объясню! — сказал Беркович, направляясь к двери.

С инспектором Хутиэли Беркович столкнулся в холле, когда под вечер покидал управление.

— Ну как там этот крутой? — поинтересовался Хутиэли, взяв Берковича под локоть. — Выяснил, кому он мешал?

— Да, — кивнул инспектор. — То есть, нет, никому он в России не мешал, вот в чем хитрость.

— Так это действительно была ошибка? — оживился Хутиэли. — Мне сказал Рисман, но я не очень поверил.

— И правильно не поверили, — сказал Беркович. — Видите ли, у Бернштейна есть в Израиле знакомый, некто Давидов, они похожи, как две капли воды. Бернштейн намеревался нанять Давидова в двойники — жизнь бизнесмена в России, как вы знаете, довольно беспокойная. Бернштейн думал, что своим предложением заинтересует приятеля. И действительно заинтересовал. Давидов — человек риска, он ведь женщинами торгует. Популярный сейчас бизнес. Знаете, что он задумал? Убить Бернштейна — или замочить, если по-русски. И самому занять его место. Стрелял, кстати, племянник Давидова Арон, за дядю он готов в огонь и воду.

— И в тюрьму тоже? — поинтересовался Хутиэли.

— Не знаю, — сказал Беркович, — но спрошу на первом же допросе.

Третий

— Значит, вы никогда не любили сами, — сказал собеседник, когда Беркович выразил сомнение в том, что нормальный человек, будучи в здравом уме и твердой памяти, способен лишить себя жизни, если от него уходит любимая женщина.

Разговор происходил в скверике перед домом. Наташа прогуливалась вдоль аллеи с коляской, в которой спал Алик, а Беркович, сидя в тени на скамейке, обсуждал с соседом трагическую историю смерти манекенщицы Анат Элимелех и ее друга парикмахера Рони Афуты. В те дни газеты выходили с аршинными заголовками и фотографиями на всю полосу, и лучшей темы для обсуждения трудно было придумать.

— Вы никогда сами не любили! — повторил сосед тоном человека, знающего о любви все — естественно, по книгам. — Любовь — это чувство, которое сжигает человека без остатка.

— Ясно, — сказал Беркович. — Поскольку я еще не обратился в пепел, то, значит, и не любил.

— Нечего иронизировать, — рассердился сосед. — Не знаю, что в действительности произошло у Анат и Афуты, газеты, конечно, все врут, как всегда… Вы, наверное, знаете больше…

Он сделал многозначительную паузу, но Беркович на провокацию не поддался, и сосед продолжил после едва заметного вздоха разочарования:

— На моих глазах как-то разыгралась история похлеще.

— Да? — спросил Беркович равнодушным голосом, поскольку знал: если проявить заинтересованность, сосед и не подумает начать рассказ.

— Представьте себе! — воскликнул он. — Случилось это лет двадцать пять назад, я только приехал в Израиль и жил в одном городке на севере. Вовсе не в богатом районе, кстати говоря…

* * *

Катрин приехала с родителями из Соединенных Штатов, а Фернандо — из Аргентины. Семья Мильгром переехала в Израиль, потому что отец Катрин решил: чем мыть машины богачам из Квинса, лучше делать это для своих, евреев. А может, в Израиле повезет, и он выбьется в люди.

Семья Фернандо Капита тоже была не из богатых, отец его всю жизнь горбатился на стройке, зарабатывая ровно столько, чтобы сводить концы с концами. Жили Катрин с Фернандо на соседних улицах и не могли не познакомиться, поскольку учились в одной школе. То, что между ними началась любовь, — дело, конечно, слепого случая.

В манеканщицы Катрин не взяли бы — она была девушкой полноватой, да и писаной красавицей ее никто бы не назвал. А Фернандо после школы пошел в армию, отслужил три года, на субботы приезжал домой, и у Катрин не было времени, чтобы скучать по жениху — всю неделю она была занята в небольшом магазине игрушек. В армию ее не взяли, потому что врачи нашли у нее плоскостопие, да и зрение у Катрин было слабым, она носила сильные очки, которые снимала, когда гуляла с Фернандо.

Соседи знали — вот вернется Фернандо, и будет свадьба. Родители Катрин не были в восторге от предстоявшего брака, им хотелось для дочери, естественно, более выгодной партии, но и возражать они не собирались, все-таки воспитаны были в демократических традициях и признавали за каждым человеком право самому выбирать свою судьбу.