Расследование - [35]

– Грейс! – отчаянно воскликнул Джек Роксфорд. – Извините, мисс Крэнфилд. Она на самом деле не такая...

Он был сильно смущен. Я подумал, что, скорее всего, Грейс слишком часто бывает именно такой. У Джека был загнанный вид мужа, которому постоянно приходится извиняться за жену.

– Ну тогда выше голову, миссис Роксфорд, – сказал я. – Вы же добились своего! Смейтесь, веселитесь. К чему такая ярость?

– А? – Она повернулась в мою сторону, слегка пошатнувшись. – А что касается тебя, Келли Хьюз, ты сам на это напросился, и не надо пудрить нам мозги, что тебя, мол, оклеветали, подставили – об этом только и говорили сегодня весь вечер. Такие, как вы с Крэнфилдом, уверены, что им всегда все сойдете рук, даже убийство. Но иногда и в этом мире торжествует справедливость. И ты это надолго запомнишь, мистер Умник!

Одна из женщин встала из-за стола, пытаясь утихомирить ее, поскольку за полдюжиной прилегающих столов все обратились в слух, но Грейс не замечала этого. Чего, увы, я не мог никак сказать о себе.

– О боже! – пробормотала Роберта.

– Так что ступай домой и передай своему проклятому папочке-снобу, – сказала Грейс, – что все смеются над ним, над тем, кем он оказался на самом деле. Смеются до упаду.

Нервная подруга дернула ее за руку, и Грейс злобно повернулась к ней. Мы воспользовались этим и, обогнув Грейс, двинулись дальше, а она продолжала кричать нам вслед. Из-за музыки различить ее слова было трудно, слышалось только «умора» и «проклятый сноб».

– Она ужасна, – сказала Роберта.

– Слабая опора бедняге Джеку, – согласился я.

– Она всегда такая?

– Я ее не знаю, да и с Джеком-то знаком весьма отдаленно. Вообще странная парочка. Возможно, преданно ненавидят друг друга...

– Ненавижу скандалы, – сказала Роберта. – Это так противно!

– Вам противны все сильные проявления чувств?

– Вовсе нет, – возразила Роберта. – Можно испытывать сильные чувства и не устраивать сцен. Отвратительны сцены.

– По крайней мере, эта – несомненно, – вздохнул я.

– Да.

Она шла, как я успел подметить, высоко подняв голову, – классический сигнал всем, кто ее видит, что она не шокирована, не обрадована, не перепугана этой гадостью и вообще ничего общего с этой склокой не имеет. Розалинда, ностальгически размышлял я, наверное, выразила бы сочувствие удрученной проблемами дорогой Грейс, увела бы ее в укромный уголок утешать и потом бы вернулась с нею на поводке. Розалинда сама порой бывала неукротимой и понимала бурные излияния чувств.

К несчастью, в конце прохода мы буквально врезались в Джессела, который принял зверское выражение лица Роберты, выведенной из себя Грейс, на свой счет и ринулся в атаку первым.

– Можете сообщить вашему отцу, что я давно собирался передать моих лошадей Пэту Никите, и недавний инцидент заставил меня пожалеть, что я не сделал этого еще давно. Пэт всегда мечтал работать на меня. Но я продолжал сотрудничество с вашим отцом из лояльности, за что он мне и отплатил сполна.

– Отец выиграл для вас немало призов, – холодно заметила Роберта. – И если бы Урон был в хорошей форме, он бы победил и в «Лимонадном кубке».

Джессел скривил рот. Такой ответ его не устраивал.

– А что касается вас, Хьюз, то ваше присутствие здесь возмутительно. Я просто не понимаю, как вас вообще сюда впустили. И не думайте, что меня можно провести, распуская слухи насчет того, что вы невинные жертвы и вот-вот это докажете. Это все чушь, и если вы думаете, что таким образом можете вернуть мое доверие, то сильно заблуждаетесь.

Он повернулся к нам спиной и зашагал прочь, остановившись, чтобы похлопать по спине Пэта Никиту, и обернулся удостовериться, что мы обратили на это внимание. Мелкий человек!

– Вот и Урон от нас уходит, – мрачно заметил я.

– Он скоро вернет его с извинениями, – уверенно возразила Роберта.

– Нечего и надеяться. Джессел никогда не пойдет на попятный. Да и Пэт Никита ни за что не отдаст такого жеребенка. Он скорее переломает ему ноги.

– Почему люди так плохо относятся друг к другу? – воскликнула Роберта.

– Врожденный порок, – пояснил я. – Повсеместно распространенный.

– Невысокого вы мнения о человеческой натуре, – укоризненно сказала Роберта.

– Это объективная точка зрения. Тут есть свои сильные и слабые стороны.

– Разве можно быть объективным, когда тебя дисквалифицировали? – удивилась она.

– М-да, пожалуй что нельзя, – согласился я. – Как насчет выпить?

Она бросила взгляд в сторону стола Бобби, но я покачал головой:

– В баре.

– А-а! Вы все еще кого-то ищете?

– Да. Мы еще не побывали в баре.

– Там нам устроят еще одну сцену?

– Не думаю.

– Ну тогда пошли.

Мы медленно пробирались сквозь толпу. К тому времени информация о нашем присутствии на балу дошла, похоже, до каждого из гостей. Правда, уже вслед нам не поворачивались удивленные лица, но оглядывали исподтишка, быстро и подозрительно. Роберта шла, глядя прямо перед собой, словно бросая вызов окружающим.

Бар был переполнен, над ухоженными головами висело плотное облако сигарного дыма. Шумно, как в дискотеке. Почти сразу же я увидел его во внезапно образовавшемся проеме. Он стоял у дальней стены и что-то с жаром говорил. Неожиданно обернулся и увидел меня, наши взгляды встретились на короткое мгновение, а потом его снова заслонили от меня спины и плечи. За эти две секунды я, однако, успел заметить, как напрягся его рот, а на лице вдруг написалось раздражение. Впрочем, это не могло стать для него сюрпризом, он явно уже знал, что я явился на бал.