Рассказывает геральдика - [22]

Члены рода состояли на службе у великих князей московских. Поэтому вполне вероятно, что они стали именоваться на русский лад - Рагозиными. Причем род этот был довольно обширный; состоял и на царской, и на патриаршей службе. Конечно, он пользовался известностью и во второй половине XVI в., когда в Москве пребывал сам Иван Федоров.

Ученые предполагают, что о существовании своего родового герба Федоров мог узнать, только находясь в Литве. Вот тогда, следуя широко распространенному обычаю, он употребил свой герб как типографскую эмблему.

Единственное, что свидетельствует против этой гипотезы, - это то, что сам Иван Федоров никогда не упоминал о своем родстве, да и Рагозины тоже нигде ни разу не упоминают своего сородича.

Возможен и другой вариант. До конституции 1601 г. в Польше и Литве существовала адаптация, т. е. право представителей господствующего класса приписывать к своему гербу близких или «угодных» им людей. Иван Федоров мог оказаться одним из таких «угодных» и потому принять чужой родовой герб.

В пользу этого варианта тоже нет конкретных доказательств. Поэтому следует пока остановиться на двух более или менее достоверных предположениях: то ли Иван Федоров происходил из рода Рагозиных, то ли он имел основания использовать чужой герб. Лишь новые данные смогут подтвердить окончательно ту или другую гипотезу. Пока же ясно только одно: немалое значение этого герба в жизни Ивана Федорова. Изображение его имеется и на могильной плите русского первопечатника (табл. XXI, 2).

На этой плите гербовый знак занимал треть ее площади, был хорошо различим даже через много лет после изготовления. Спустя 300 лет со дня смерти первопечатника стали появляться разноречивые слухи о плите. Одни свидетельствовали, что плита уничтожена во время ремонта Онуфриевской церкви во Львове, другие - что плита существует, но замурована. Советским исследователям остались только зарисовки, фотографии и слепки единственного посмертного памятника «друкарю книг, пред тем невиданных».

Печать бунтовщика

В государственных архивах, библиотеках и музеях СССР сохранилось очень много документов периода Крестьянской войны 1773 - 1775 гг. под предводительством Е. И. Пугачева.

«Бунтовщик» имел обширную документацию: он рассылал манифесты, именные указы; вел переписку с ханом Младшего Казахского жуза Нурали, ставя целью привлечь казахов в повстанческие войска, с атаманами повстанческих отрядов, действовавшими обособленно от главной армии восставших. У Пугачева даже складывается своя походная канцелярия, ведавшая снабжением и пополнением отрядов; она же руководила их действиями, вела все делопроизводство повстанческой армии. В октябре 1773 г. эта канцелярия оформляется в Военную коллегию. Правда, большое количество документов из архива коллегии не сохранилось, Они были уничтожены Пугачевым при отступлении из Оренбурга.

Но вот интересный факт. Некоторые документы сохранили любопытные печати с гербовыми изображениями. Самые первые документы Пугачева, атаманов и его Военной коллегии не были скреплены печатями. А уже на конвертах, в которых «Петр III» рассылал именные указы в Оренбург Ивану Тимашеву, директору оренбургских горных заводов и богатому помещику, старшине яицких казаков Мартемьяну Бородину, появляются печати [12].

На этих печатях красного сургуча просматриваются изображения двух вздыбленных коней, опирающихся передними ногами на два овальных щита с геральдическими знаками. Щиты увенчаны дворянской короной. Пугачев, конечно, просто позаимствовал чей-то дворянский герб. Печать с этим же гербом пригодилась и для скрепления письма с указом Военной коллегии, посланным атаману Арапову.

Вскоре после этого появляется печать на бумаге, присланной в Оренбург, к которой приложил руку сам Пугачев. Здесь он собственноручно изобразил различные знаки - будто бы буквы чужестранного текста. На конверте имелась печать, изображавшая в профиль погрудный портрет молодого мужчины, увенчанного лавровым венком.

Из архивных документов известно, что Пугачев, вероятно, передумал пользоваться чужими печатями и потому в январе 1774 г. приказывает вырезать ему две собственные. Одна предназначалась для скрепления именных указов и манифестов, другую следовало ставить на указах Военной коллегии.

Именную печать было задумано сделать серебряной, с профилем императора Петра III. За ее изготовление взялись крестьяне Андрей Иванов и Иван Степанов. Вскоре печать была готова. На ней изображался в профиль все тот же мужчина с лавровым венком и короной на голове, с накинутой на плечи мантией.

Печать сохранилась на именном указе атаману Гурьева городка о доставке пороха в Яицкий городок и на указе Военной коллегии походному атаману Белобородову о следовании его корпуса к Магнитной крепости для соединения с армией Пугачева. Есть сведения, что подобная печать стояла и на указе Военной коллегии, адресованном крестьянам Иргинского завода, на котором был «красной сургучовой патрет ево изображен».

Известно, что печатью Пугачева интересовался А. С. Пушкин во время работы над повестью «История Пугачевского бунта». Он разыскал ее в архивах и гравюру с нее поместил в приложениях к названной книге.