Рассказы - [30]

Я несколько дней напряженно думал о сюжете своего рассказа и приставал к Теглашу с бесконечными вопросами. Ответы были неожиданными и ошеломляющими. Я спрашивал:

— Скажи, пожалуйста, ведь кайзер сказал, что осенью, когда опадут листья, мы все будем дома. А теперь Гинденбург говорит, что победит тот, у кого хватит выдержки. Что это значит?

— То, мой друг, что конца этой войне совершенно не видно. На мой взгляд, порочны стратегические замыслы ее, порочна поставленная цель. Конец войны будет тогда, когда солдаты начнут диктовать свои требования генеральному штабу. А ты знаешь, как это называется? Я молчал.

— Это называется, милый мой, революция.

Мне и в голову не пришло усомниться в правоте этих слов. Я только тихо заметил:

— Так им и надо! Пусть их подымут на штыки!

Теглаш схватил мою руку.

— Молодец! Молодец! И ты прав, когда не отождествляешь себя с ними. Вот это истинный прогресс!

Однажды, думая о своей теме, я спросил:

— Скажи, Теглаш, в чем причина, что солдатам так скоро надоела война? Ты же знаешь, что среди них очень мало сознательных социалистов. — Я имел в виду Я ноша.

Теглаш посмотрел на меня и серьезно сказал:

— Видишь ли, в солдате отсутствует ненависть к врагу. Разве ты не замечаешь, что в этой войне нет ярости? А без ненависти не может быть настоящей войны. В понятии солдата война должна иметь какую-нибудь действительную причину. И эта причина должна вызвать ненависть к врагу. В этой же войне между солдатами обоих сторон существует внутренняя солидарность, еще никем не выявленная, даже трудно уловимая. Ты заметил, что наши венгерские солдаты не сердятся на русских? Когда русский попадает в плен, его даже норовят обласкать. Вот одно из самых примечательных выражений этой пассивной солидарности. А представь себе такое положение, когда вот эти враги встретятся и получат возможность сговориться?..

— Понимаю! Так вот зачем нужны границы, национальная рознь, отгораживание друг от друга? Вот где источник войны! — Я волновался, стараясь изложить новые для меня мысли.

— Да, да, — заметил Теглаш. — Я вижу, ты снова изобретаешь порох.

Однажды вечером, вырвав из тетради несколько листков, я стал писать мою новеллу. Она называлась «Янош-солдат». Писал я как в горячке.

Янош стоит на посту, в окопах, на том передовом пункте, откуда виден весь прилегающий к неприятелю участок поля. Винтовка лежит на бруствере. Задача солдата — быть начеку, вовремя подать сигнал. Неприятель любит пользоваться покровом темной ночи, глубоким предутренним сном. От бодрствования постовых зависит жизнь тысяч и тысяч людей, судьба фронтового участка, решительная победа. Янош стоит на посту. Он измучен дневными работами в окопах, ему хочется спать. Его веки сами собой закрываются. Все тело дрожит в истоме и желании отдыха. Но… он на посту. Тревога отгоняет сон… Янош находится на фронте с начала войны без перерыва. Дома у него молодая жена и малые дети, они терпят нужду. Его лошадь забрали на фронт. А сельский старшина задерживает выдачу воинского пособия, приглашая молодуху зайти к нему вечерком. Янош посматривает на проволочные заграждения, где ветер треплет клочки шинели убитого солдата. В офицерском блиндаже играют в карты. Лейтенант обыгрывает капитана. Лейтенант стал большим человеком на войне. Маленький провинциальный чиновник — он сейчас имеет под своей командой двести пятьдесят солдат. Янош знает всех своих офицеров, помнит тех, которые в мирное время его муштровали. Знает знаменитых унтеров полка — мастеров издевательства и мордобоя.

И тех и других на фронте нет, а Янош здесь, Янош стоит у блиндажа. Его винтовка готова к выстрелу. Он защищает эту систему, он охраняет ее. Рассказ кончался вопросом: почему? Если бы этот вопрос задали автору, он дал бы очень путаный ответ. Однако вопрос был поставлен горячо и правильно. От рассказа пахло кровью, возмущением и горечью.

На следующее утро я передал свою новеллу Теглашу. Когда он ее прочел, по его лицу я видел, что он взволнован.

Теглаш носил пенсне. У него был высокий умный лоб, смешной, немного вздернутый нос и рот широкий и грубый.

— Ну, друг мой, — сказал он, опуская на одеяло последнюю страницу. — Я не любитель комплиментов, но это замечательно. Понимаешь? Никто не поверит, что это писал офицер-гусар. Это шедевр! Это остро!

— Разве? — Голос мой дрожал, — Так-таки замечательно?

— До Мопассана, конечно, далеко, но Мопассану и не написать такой вещи.

Я взял рукопись и еще раз перечитал ее. Мне казалось, что я сказал очень много дерзкого о нашей армии. Ведь Янош стоит выше всех офицеров, выше всей системы, которая за его честной широкой спиной устраивает свои преступные дела.

Теглаш уже поправлялся, но левую руку еще носил на повязке. Он попросил у меня рукопись и вечером, забравшись в канцелярию, с большим трудом переписал новеллу.

— Ты не думай, что я так, для памяти, беру у тебя эту вещь. Рассказ должен увидеть свет. Это сделает для окончания войны больше, чем целый поезд с гранатами.

Мы пробыли с Теглашем еще некоторое время. Его лекциям положили конец вести о горлицких успехах. Весь госпиталь ликовал. Тыл праздновал победу. Газеты предсказывали скорее решительное поражение врага. Даже меня охватил на некоторое время рецидив веры в войну. Я распрощался с моим новым другом и уехал на побывку к отцу.