Рассказы - [130]

То, что великий английский физик Ньютон вывел закон тяготения благодаря яблоку, которое упало с дерева к его ногам и таким образом открыло ученому тайну взаимного притяжения тел, по-видимому, все-таки легенда. Вольтер якобы слышал историю про яблоко от племянницы Ньютона; из того же источника исходит еще более занимательная история про животных, имеющая отношение к теории гравитации.

Когда Ньютон однажды в дурном расположении духа прогуливался по своему саду, он заметил, что его кот сидит на яблоне. Окликнув зверька, ученый пожаловался ему, как бесплодны усилия его мысли. Кот встал и, мягко ступая, двинулся по суку. От сотрясения одно яблоко сорвалось с ветки и упало на газон… Ученый стоял неподвижно и следил глазами за падающим яблоком. Потом нагнулся, поднял яблоко и взглядом измерил его путь — от ветки до газона и от газона до ветки. Подставив руки, Ньютон подхватил спрыгнувшего кота и тут же прочел ему лекцию о законе взаимного притяжения, над которым давно уже ломал голову. Но коту было скучно.

— Ах ты дурень! — воскликнул наконец ученый, — знал бы ты, какой подарок благодаря тебе получили я и все человечество! Да что ты можешь смыслить в силе тяжести!

Он подбросил яблоко в воздух и следил за его падением. Кот вырвался у него из рук, цапнул яблоко и принялся им играть. Тогда Ньютон сказал без тени шутки:

— Милый мой зверек, прости мне мою заносчивость! Зачем тебе что-то смыслить в тяготении, ведь этот закон живет в тебе как естественное чувство, ибо ты ближе к природе, нежели человек, воздвигнувший разум между собой и ею!

Он подобрал яблоко, подхватил под мышку кота и понес в свою рабочую комнату.

Когда Ньютон писал свои «Principia»[49], коту пришлось сидеть с ним рядом и выслушать весь порядок его рассуждений. Ньютонова собака Диамант, которая обычно делила с котом место подле хозяина или на его письменном столе, была изгнана на кресло. И вот случилось так, что, когда рукопись была готова, собака, воспользовавшись отсутствием хозяина, изорвала ее в клочья, так что ни листа целого не осталось. Но в Ньютоне человек пересилил ученого: бить собаку он не стал, даже оставил попытку прочитать ей нотацию и сказал только:

— Можно предположить двоякое. Первое: ты поступил так потому, что этого требовала твоя честная натура, ведь я несправедливо тобой пренебрег и оказал предпочтение твоему приятелю. Второе: ты оказался орудием высших сил, как до тебя им оказался кот, — то есть работа моя была несовершенна. Я напишу новую!

И он написал новую работу, по его собственному утверждению — лучше первой.

Вильгельм барон фон Лейбниц, прежде чем стать в 1700 году президентом основанной им в Берлине Академии наук, был советником и библиотекарем герцога Ганноверского. Ганноверский двор постоянно испытывал нужду в деньгах, поэтому герцог, к удивлению и ужасу своих придворных, в один прекрасный день издал нешуточный указ о том, чтобы впредь из мяса, предназначенного для стола, костей не вырезать и не отдавать на корм собакам: отныне кости надлежит варить вместе с мясом, так как герцогу стал известен надежный способ полного их разваривания.

Весь Ганновер был в испуге, не только собаки, — ведь подобное крохоборство плохо вязалось с претензиями на блеск и пышность герцога, метившего в курфюрсты. Начали с костей, но кто его знает, не последует ли за первым указом второй, предписывающий употреблять в пищу также кожу и шкуры. Прежде чем указ о костях успел вступить в силу, в герцогскую канцелярию было подано прошение на латинском языке, адресованное «Его высочеству главному уполномоченному французского поварского искусства при ганноверском дворе». Оно гласило:

«Мы, нижеподписавшиеся доги, гончие, легавые, ищейки, дворняжки, болонки и прочие крупные и мелкие собаки, покорнейше просим Вашу милость соблаговолить выслушать и принять во. внимание причины, побудившие нас к столь серьезной жалобе.

Хотя различие между собаками так велико, что они могут даже казаться животными разных пород, ныне мы все объединились, чтобы сообща защитить одну из замечательнейших привилегий, которой когда-либо обладало наше собачье племя и которой теперь грозит нас лишить начинание, чреватое опасными последствиями. Ибо от наших осведомителей мы узнали, что небезызвестное Лицо утверждает, будто умеет разваривать кости и делать их пригодными для людской пищи, не портя при этом мяса; что означенное Лицо намеревается даже отправить свои кухонные горшки и прочую утварь к ганноверскому двору, дабы осуществить этот прожект. Мы сочли необходимым незамедлительно сему воспротивиться. Пусть не воображают, будто можно поставить под сомнение право на очищенные от мяса кости, которое принадлежит нам с незапамятных времен и на которое еще не осмелился посягнуть ни один человек или зверь. Гомер и древнейшие писатели ясно высказались на эту тему, и если в Писании сказано, что „не хорошо взять хлеб у детей и бросить псам“, то про кости ничего подобного не говорится, ибо всем известно, что они принадлежат нам со времен потопа, то есть с тех самых пор, как люди стали употреблять в. пищу мясо животных. И если костный мозг мы уступили людям ради доброго мира с ними, то сделали это, надеясь тем вернее сохранить свое право на кости, каковое этим соглашением было только упрочено.