Рассказы тридцатилетних - [34]

— А что ты теперь привез, дедушка?

Несмачный потрепал девочку по голове и умиленно заглянул ей в лицо: по его мнению, внучка похожа только на него.

— Я привез тебе хлебца, чтобы моя девочка росла большая и умная! — сказал он.

Несмачный вошел в дом и сказал Анне Филипповне, что хлеб привезен; пусть она освободит мешок и снова положит его в телегу, под сено. А сам он прошел в прохладные комнаты и прилег, чтобы немножко отдохнуть… Вот он чуть было не задремал, как прибежала внучка и спросила у него:

— А лошадка чья, дедушка?

Несмачный довольно потянулся на диване и, закинув руки под голову, сказал:

— Моя!

Анна Филипповна, возвратившаяся со двора, услышала это и поправила его:

— Колхозная лошадка, внучка, — сказала она, — колхозная…

— Корма колхозные, — сказал Несмачный, подмигнув внучке, — а лошадь моя!

Девочка снова убежала во двор, к лошади… Мухи ползали у нее по морде и облепили глаза. Подружка грустно взглянула на Аню. Увидев, что мухи облепили лошади глаза, добрая Аня принесла стул, взобралась на него и стала отгонять мух… И так все то время, пока Несмачный отдыхал, девочка отгоняла мух с одного глаза лошади. И Подружка стояла смирно, не смея встряхнуть головой, хотя с другой стороны головы мухи липли ко второму глазу и кусались еще пуще.

Несмачный с Анной Филипповной погрузили в телегу деревянную бочку, и он, набрав в колодце воды, наконец отвез ее в поле к комбайнерам… Пыльные и усталые, они стали ругать его за позднюю доставку воды. Но он шутил с ними и не ввязывался в скандал. Ведь он любит, чтоб все было хорошо. Но комбайнеры слишком настойчиво ругали его, и Несмачный обиделся.

— Да, — сказал он, — старику уж давно пора на пенсию. Я уже сколько раз просился у председателя: тяжело, говорю, годы не те… Надо еще проситься!

Комбайнеры испугались: где потом возьмешь человека на такую мелкую работу?!

«Да ну, ты еще совсем молодцом! — убеждали они Несмачного. — Ну подумаешь — замешкался раз-другой, завозился: дело обычное…

На обратном пути Несмачный остановился возле кукурузного поля. Кукуруза выросла в этом году на славу; листья ее уже пожелтели и побурели, а от стволов, свесив бороды, оттопыривались почтенные початки. Несмачный, взяв свой любимый мешок, вошел в кукурузу, и она сразу скрыла его с головой, как лес.

— Ах ты ж, какая силища-то! — сказал Несмачный, с удовольствием ощупывая початок, и огляделся по сторонам, как будто желая с кем-нибудь поделиться своим восторгом… Но никого не было видно поблизости, только дня через два в колхозе освободятся руки для кукурузы. Тогда Несмачный стал ломать початки и складывать их в мешок: дома Анна Филипповна разглядит и оценит!

Несмачный въехал на свой двор и закрыл за собою ворота. Внучка Аня выбежала на крыльцо и спросила:

— А что ты теперь привез, дедушка?

— Я привез тебе кочанчик кукурузы, чтобы моя девочка росла большая и умная.

И внучка напевает, вбегая в дом:

— Бабушка, бабушка, дедушка привез кочанчик кукурузы, чтобы я росла большая и умная!

В село приехали артисты. Вечером они собираются дать представление в Доме культуры, а сейчас разбрелись по селу в поисках экзотики: артисты были из большого города. Несмачный и Подружка, проезжая через центр села, видели трех незнакомых мужчин, которые ходили вокруг старой церкви и разглядывали ее. Теперь в церкви зернохранилище, поэтому на дверях висит большой замок… Несмачный с Подружкой проехали к окраине, где находилась свиноферма, и невдалеке от нее увидели еще две незнакомые фигуры: теперь это были женщины, очень нарядные и раскрашенные. Казалось, они направляются прямо к ферме.

Несмачный вошел в дом, чтобы увидеться с бригадиром, а Подружка осталась стоять около ограды, за которой бродили свиньи. Женщины подошли. Но Подружка не привлекла их внимания; они проникли через калитку к свиньям и стали заигрывать с ними. Свиньи, как было видно, довольно удивились появлению среди них этих двух фигур; они попятились в глубь своей территории и насупились, глядя на артисток. Но эти женщины ласково звали их к себе и протягивали к ним руки, видимо, желая почесать им за ухом или живот… Свиньи понемногу осмелели и приблизились. А когда артистки достали из сумок несколько яблок и бросили на землю, свиньи со всех ног кинулись добывать эти яблоки, уже совсем не стесняясь артисток и вытирая об них от грязи кто бок, а кто зад и расталкивая их ноги проворными мокрыми рылами.

— Ай! Ай! Ай! — это закричали артистки, пытаясь возвратиться к калитке, но как будто бурная грязная река кипела и хрипела вокруг них, затягивая все дальше к середине водоворота…

Подружка, видя все это, беспокойно заржала. Несмачный вышел из дверей и тоже увидел, что случилось с артистками. Он так смеялся, что совсем обессилел и ничем не мог помочь им. Он смеялся и позднее, всякий раз, когда рассказывал кому-нибудь, как артисток, «таких расфуфыренных, хе-хе!», затерли свиньи… Наконец прибежал скотник и освободил артисток. Они были грязные до ушей, но не потеряли своих сумочек. Достав из сумочек зеркала, они побрели прочь, утирая слезы и подводя ресницы… Но надо отдать должное этим артисткам: после этого они скоро искупались в пруду и переоделись; и вечером они играли на сцене так хорошо, как будто с ними ничего и не произошло. Несмачный, присутствовавший в зале, заметил даже, что они, сходясь близко друг с другом, перемигивались и улыбались. Ну что ж, артистки и есть артистки; и из трех сестер эти две были не такие скучные, как третья. Жаль, что в зале было мало народу и раздались только редкие хлопки!