Рассказы - [3]
Если, скажем, ему надо было списать что-нибудь у Комарова, он выражался так:
— «Дай скопировать, — с презрением воскликнул капитан Витема, беря его за шиворот!»
Комаров, втянув голову и осторожно высвобождая воротник, отдавал со вздохом свою чистенькую тетрадочку, и Крюков поощрительно стукал его по спине:
— «Порядок, — заметил капитан Витема, идя обратно в свой кабинет».
Учить уроки он не любил, но получать единицы и двойки не любил еще больше. Поэтому ему часто приходилось прибегать к различным, как он говорил, военным хитростям. Сейчас, придав своему лицу болезненное, жалкое выражение, он поднял руку:
— Анна Ефимовна, можно выйти?
— Что случилось?
Анна Ефимовна отвела глаза от окна и внимательно взглянула на Крюкова.
— Меня… тошнит… — сдавленным голосом произнес Крюков, усиленно глотая слюну.
— Конечно, я могу это представить, — сказала Анна Ефимовна. — Когда человек не выучил урока, его всегда тошнит, а когда он все выучит, он чувствует себя великолепно, его не тошнит. Это каждый знает… Ты, конечно, читал книжку, как ловят всяких шпионов или там диверсантов, и теперь у тебя нет домашнего задания, и ты боишься, что тебя вызовут, так лучше выйти, погулять себе по коридору, чем так волноваться…
Класс захохотал, довольный, что сразу разоблачили пройдоху Крюкова, и как это здорово всегда у Анны Ефимовны получается: не поймешь, то ли она шутит, то ли всерьез говорит!
Но Крюкова смутить было трудно.
— Так, значит, можно, Анна Ефимовна?
Анна Ефимовна пожала плечами:
— Выйди… Только ненадолго, потому что спросить я тебя всегда успею, когда понадобится…
Крюков, не забывая держать у рта носовой платок, опрометью выскочил из класса.
Началась проверка домашнего задания.
Радик и Женька сидели на лучшем месте — возле самого окна, как и подобало людям авторитетным и уважаемым.
В окно можно было в любую минуту увидеть школьный двор.
Вот на крыльцо выскочил крошечный первачок, без пальто, в несуразно огромной шапке с торчащими, как у зайца, ушами, в огромных подшитых валенках. Подняв лицо вверх, он принялся ловить ртом снежинки, потом заметил ледяную дорожку, разбежался и лихо проехался по ней своими валенками, потом еще. Только нацелился проехаться в третий раз, как вышла няня — тетя Поля — и, взяв за руку, увела упирающегося первачка в школу.
Потом показался Крюков, тоже увидел дорожку, тоже немного покатался и побежал в подъезд, съежившись и тряся озябшими руками.
Минуты через две он ворвался в класс и шепотом сообщил:
— Уколы!
И показал пальцами, как вкалывают иглу и нажимают поршень шприца.
В классе началось беспокойство, движение и говор.
— В чем дело, Крюков? — спросила Анна Ефимовна. — Что там стряслось такое?
— Врачи пришли! — паническим голосом объявил Крюков. — Уколы делать! Уже пятый «А» повели!
— Могу себе представить, как это вам страшно! — покачала головой Анна Ефимовна. — Вы так боитесь всякой боли, что просто ужас! Вчера Иванов и Войленко, когда вышли из школы, так колотили друг друга об лед, катались по земле и сцеплялись руками и ногами, что я думала, они больше не встанут, а они поднялись и пошли, как ни в чем не бывало.
— Это мы не дрались, — объяснил довольный Войленко. — Вы не думайте, Анна Ефимовна. Это спортивная борьба… Называется—самбо.
— Разведчики и шпионы так всегда дерутся, — добавил Крюков с глубоким знанием предмета. — Шпионы дерутся хуже, поэтому их и ловят… Об этом есть в книжке…
— Я не знаю, как это называется, — перебила его Анна Ефимовна. — Я это говорю затем, что все вы такие чахлые, как мимозы… В прошлом году я как-то посмотрела в окно, оно выходит у меня прямо на снежную гору, пусть прогульщики примут это к сведению, — и что я увидела? Я увидела, что гора вся черная от детворы, они там спозаранок кишат, как муравьи. Я удивилась: в честь чего сегодня такое небывалое оживление? Оказывается, занятия в школах отменены по случаю сильного мороза, чтоб кто-нибудь не замерз по дороге в школу…
— Я ухо отморозил, — сказал Крюков.
— Это очень жалко. Но все-таки давайте прекратим переговариваться, ничего ужасного нет, всем делают уколы, и никто еще от этого не умер. Будем продолжать урок. Пусть к доске выйдет Крюков. После прогулки он, наверное, чувствует себя лучше и решит нам вот эту задачку…
Застигнутый врасплох, Крюков побрел к доске…
На перемене все любопытные столпились возле учительской, где находились врачи, и, когда открывалась дверь, жадно заглядывали внутрь. Там виднелись белые халаты, на столе бесшумно вздрагивало синее пламя, сверкали какие-то металлические предметы, пахло лекарствами.
От всего этого Радику и Женьке стало совсем не по себе, хоть и немало в своей жизни износили они всевозможных ран, ушибов, порезов и царапин и могли считаться по этой части людьми привычными.
Ученики пятого «А», которым укол уже сделали, горделиво прохаживались тут же и на вопросы пренебрежительно отвечали:
— А! Чепуха!
Як Яклич, ковыляя по коридору, покрикивал на толпившихся ребят:
— Расступись-ка! Что за базар? Не паникуй! Всем хватит!
А Комаров опять был в центре внимания. Пожалуй, и болезни не было, которой бы он не болел на зависть лентяям, обладавшим прямо-таки железным здоровьем. Он болел иногда по месяцу и все равно получал пятерки. Всех врачей он называл по имени-отчеству.
