Рассказы. Том 4. Фатализм - [5]

Сдавленное животное рычание вырвалось из горла Люка. На мгновение он перестал контролировать себя; перестал быть Люком Холландом, человеком XX-го века. Он превратился в фанатика-пуританина, искореняющего порочную грязь колдовства, проклятую Священным Писанием.

— Что ты за дьявол?! Ты смазал ядом стенки моего бокала! — хрипло выкрикнул он.

Люк в порыве ярости вскинул немеющие руки и бросился на дядю Лайонела.

В мозгу бился звенящий сумасшедший ритм. А когда пальцы Люка сомкнулись на шее перепуганного старика, звук сделался нестерпимо громким, рождая слова:

— Не оставляй ведьму в живых…

Всё растворилось в багровом тумане, и, казалось, нет ничего на свете, кроме его рук, очень медленно сжимающих горло дяди. Неимоверно трудно повелевать ими; заставлять их шевелиться вопреки подступающему холоду. Люк вложил все свои силы в то, чтобы как можно глубже погрузить негнущиеся пальцы в старческую дряблую плоть. До крайности неприятно ощущать мышечное онемение в коченеющих руках. К своему удивлению, Люк услышал собственный тихий безумный смех. Мысли спутались, дыхание сбилось, мелодия оборвалась…

Комната погрузилась в тишину. Единственным звуком был слабый скрип кресельных пружин, когда Люк бессознательно раскачивал взад-вперёд безжизненное тело своего дяди. За кровавой пеленой он не видел ни синюшной бледности морщинистого лица, ни выпученных потухших глаз. Он пытался вспомнить что-то очень важное, но память подводила его. Что-то связанное с чудовищным препаратом, вызывающим паралич. Что сказал дядя Лайонел? «…мышцы костенеют при жизни, а не после смерти. В итоге тело будет сковано полнейшим параличом». Конечности Люка полностью потеряли чувствительность, плоть промёрзла до костей, а горло терзала острая колющая боль.

Внезапно морок перед глазами рассеялся, и Люк уставился на свои руки, сжимающие изрытую морщинами шею. Он попытался ослабить хватку; убрать руки от мертвеца. И не получилось. Пальцы застыли точь-в-точь как при трупном окоченении.

Люк заскулил, словно раненая собака.

Спустя час Люк Холланд по-прежнему сидел, склонившись над убиенным стариком, среди теней, медленно выползающих из своих углов, будто из глубин мрачных пещер. Раз за разом он пытался разжать пальцы, замершие в удушающем захвате, но безуспешно. Они слишком глубоко погрузились в быстро остывающую плоть — десять белых звеньев ожерелья смерти.

Интересно, сколько он здесь сидит? Пять минут? Столетие? Боль в горле усилилась, а руки и ноги Люк едва ощущал.

Ему не высвободиться без помощи какого-либо инструмента. Внезапная мысль вселила в него надежду. Почему он не подумал об этом раньше? Нож освободил бы его пальцы.

Он попробовал встать, но тяжело рухнул на пол. Его ноги превратились в никчёмные ледышки. Хрипло дыша, он с трудом поднялся на колени, сжимая в руках своё чудовищное бремя. В пределах видимости ножей не было, а тратить драгоценное время на поиски он не стал.

Люк выполз в коридор, волоча мёртвого пленника своих рук. Он попытался спуститься по лестнице, но сразу же потерял равновесие и полетел вниз. Они скатились по ступенькам — один мёртвый, а второй полумёртвый. Люк чувствовал, как ядовитое зелье обречённости растекается по венам.

Управится ли он с ножом? Ноги бесполезны; руки в капкане неподвижности. И всё же остался рот; Люк мог бы сжать зубами рукоять ножа и высвободить пальцы.

Кровь залила лицо, но он умудрился вытащить из кухонного шкафа нужный ящик. Столовые приборы со звоном рассыпались по паркету. А вот и нож. Сейчас…

Люк несколько раз медленно перекатился по полу, пока губы не коснулись костяной рукояти ножа. Боль в горле утихла, но челюсти застыли, будто скованные вековым льдом…

Невозможно открыть рот! Челюсти слишком крепко сжаты! Мышцы затвердели! Рукоять насмешливо касалась губ, однако Люк был бессилен сжать её зубами. Поскуливая, он пытался поймать нож между плечом и щекой, но даже это оказалось неосуществимо. Волна безысходности захлестнула его…

Люк понял, что это конец. Он не мог покинуть дом, прикованный к наиглавнейшей улике своего преступления. Он не мог пить или есть. В сущности, он мёртв равным образом с трупом в онемевших руках. Ему показалось, что покойник ухмыльнулся, по достоинству оценив мрачную шутку.

Что сказал старый колдун? «В итоге тело будет сковано полнейшим параличом. Но не мозг, Люк. Ты сможешь всё видеть и слышать совершенно ясно, когда тебя станут укладывать в гроб».

Люк представил себе, что увидят полицейские ищейки, когда вломятся в дом. Два бездыханных тела в состоянии трупного окоченения — пальцы одного впились в горло другого. Но один из этой парочки ещё жив в мёртвой телесной оболочке…

— Нет! — булькнул Люк в отчаяние. — Нет!

Он на четвереньках пустился в обратный путь, а труп не отставал от него, будто преследующая по пятам беспощадная Немезида[3].

Каким-то невообразимым образом Люк Холланд сумел добраться до лестницы. Он не чувствовал боли от синяков и кровоточащих ссадин. Казалось, потребовалась целая вечность, чтобы вскарабкаться на второй этаж и доползти до комнаты дяди Лайонела, залитой сумрачным светом из распахнутого настежь окна.