Рассказы Старого Матроса - [7]

Однако дни шли, а на помощь никто не торопился. Было принято мудрое решение не гнать волну раньше времени (пароход-то ещё вроде бы как не раздавило) и подождать — авось само рассосётся. Забегая вперёд, следует сказать, что многострадальный «Сомов» после этого взял привычку с завидным постоянством влипать в ледовые дрейфы через рейс, пока наконец на пятый раз, в восемьдесят пятом, не застрял так прочно, что пришлось-таки гнать к нему ледокол с Дальнего Востока для извлечения пленника из ледовой кутузки. После этого, кстати, и построили куда более мощный и совершенный корабль — «Академик Фёдоров», ставший новым флагманом антарктического флота СССР. А пока «Сомов» смирно сидел под ледяным замком, уповая лишь на погоду да на удачу. Подошёл, правда, к границе плавучих льдов однотипный электроход «Пенжина»: подошёл, потыкался форштевнем в бока Балленского массива, и благоразумно порешил не искушать судьбу, не лезть глубоко в кашу ропаков, торосов и спаянного морозом льда — а то как бы не разделить печальную участь собрата.

Хотя кое-какие меры всё-таки были приняты. Прежде всего, первый помощник капитана (он же замполит) взял под строгий личный контроль содержание всех частных радиограмм, отправляемых с борта судна (электронной почты в те дремучие времена, понятное дело, не было и в помине). Усилиями цензора все тексты приобретали вполне благообразный вид типа: «У нас всё нормально. Стоим у Ленинградской. Целую». Какой там дрейф!

Тем временем борта при подвижке льда многообещающе похрустывали, и на мостике понимали, конечно, что не всё так уж в шоколаде. Уходящие в Ленинград и в Москву служебные сообщения не препарировались и отражали истинное положение вещей. Вот и за этих-то сообщений и возникла перед командованием экспедиции серьёзнейшая проблема, по сравнению с которой опасность быть раздавленным льдами выглядела сущим пустяком.

В эфире, естественно, границ нет, и любые радиодепеши при наличии соответствующих навыков и необходимой аппаратуры перехватить совсем несложно. Их и перехватывали.

«Пенжина» болталась у кромки не в гордом одиночестве. Компанию ей составил (держась, однако, на дипломатическом расстоянии) ледокол из состава вспомогательных сил ВМС США. Корабль это был серьёзный, с мощностью машин раза этак в два побольше, чем у «Пенжины» и «Сомова» вместе взятых. И вот, оценив ситуацию, американцы (хотя вряд ли только лишь из чистого человеколюбия) предложили нашим помощь: давайте-ка мы подойдём и без особого напряга выколем вас изо льда.

Наверно, разорвись в ходовой рубке «Сомова» шестнадцатидюймовый фугасный снаряд, эффект воздействия был бы меньшим. И капитан, и начальник экспедиции, и помполит скорее согласились бы подвергнуться четвертованию без наркоза, чем взять на себя ответственность за принятие такого решения. Быстренько обсудив предложение супостатов в узком кругу, нашли выход: проинформировали об этом из ряда вон выпрыгивающем событии руководство. Жираф большой, ему видней! Следование этому мудрому правилу за долгие годы вошло в кровь и плоть советских людей.

Надо полагать, наверху потрясены были не меньше. Долгое молчание завершилось директивой «Отказать империалистам» и разъяснениями, в какую форму отказ этот следует облечь. Получилось примерно следующее: «Советское судно «Михаил Сомов» выполняет заранее запланированную программу научно-исследовательских работ в данном районе Мирового океана. Оснований для беспокойства нет. В помощи не нуждаемся». Штатники настаивать не стали, пожали плечами, выплюнули жевательную резинку и удалились.

Минул месяц, и среди экипажа начали рождаться самодеятельные проекты освобождения от опостылевшего всем сидения. Сначала кто-то из штурманов вспомнил, как в детстве он резал раскалённой проволокой пенопласт и выдал идею: разогреть током от главного контура электродвижения стальной трос и распилить лёд к чёртовой матери. Старший электромеханик, когда узнал об этой идее, немного подумал и сказал, что в главный контур лезть пока не следует, а вот от сварочного трансформатора попробовать можно. Вытащили на лёд два длинных кабеля, замкнули их на трос и стали глядеть. Ноль эффекта! Слегка подтаял припорошивший льдины снежок, трос погрузился на пару сантиметров… и всё. Но толчок изобретателям был дан.

Один из полярников с Ленинградской (а эти парни после более чем годовой зимовки больше других стремились домой) припомнил, как в Арктике они сверлили лёд бочками из-под солярки. Выглядело это следующим образом: в железную тару заливали воду, сверху добавляли масло для уменьшения теплоотдачи, внутрь опускали металлическую пластину, к ней подсоединяли провод от источника тока, а другой провод привинчивали к корпусу бочки. Получался грандиозных размеров аналог всем известного кипятильника из двух бритвенных лезвий. Идею реализовали в металле, используя всё тот же сварочный трансформатор. За сутки бочка ушла в лёд на всю глубину, однако проведённые вычисления завершились малоутешительным итогом: для высверливания дырок по всему периметру корпуса судна потребуется этак с полгода — это при условии, что старые скважины не будут замерзать.