Рассказы - [4]

Как это ни ужасно, но Фриделе вздохнула с облегчением, когда этот высокомерный дурень, с которым она прожила сорок семь лет, умер от воспаления легких, оставив ей изрядное количество денег и самый дорогой пансион на побережье. Фриделе, как и положено порядочной вдове, выла, потом причитала и принимала соболезнования директора автобазы и каких-то пергидролевых блондинов, потом напялила туфли на каблуках, черное кружевное платье, которое так шло к седым ее волосам, намазала губы ярко красным и взялась управлять пансионом. У нее это ловко получалось. За неделю она разобралась во всех хитростях дела. В счетах за газ, альпийских лужках, горничных, диетических котлетах и хлебцах с отрубями. Пансион процветал. Состоятельные гипертоники, приезжавшие из столицы с худющими женами, Фриду обожали. Всегда сияющую и изыскано одетую. И только десять минут, десять минут на рассвете, когда, никем незамеченная, идет она кормить кур, связывают ее с Фриделе, настоящей Фриделе, громче всех оравшей на рынке про пирожки и песочное печенье, пока любимый ее Янкеле, неуклюжий, неряшливый, раздумывал над очередным, на этот раз, несомненно, удачливым предприятием, которое обогатит их. Вечером, когда Фриделе штопала единственные его штаны, он, захлебываясь, рассказывал, какие красивые платья станет ей покупать. И Фриделе верила каждому его слову.

Покормив кур, Фриделе, никем незамеченная, возвращается в дом. Через тридцать минут она с волосами, собранными в узел, накрашенная, в изящном черном платье и туфлях на каблуках встречает постояльцев в столовой, где нарядные девушки накрывают к завтраку.

Дождь и не думает прекращаться. Постояльцы пансиона мадам Фриделе, пожилые бизнесмены, после парочки инсультов вынужденные уйти от дел, не по собственной воле, по настоянию врачей и ближайших родственниц, весь день режутся в карты на веранде. Иногда они с досадой поглядывают на море, беспокойное под проливным дождем. Все метео бюро уверяют, что погода отличная, что лучшего времени для отдыха не найти. А дождь все льет и льет. Заняться в городе нечем. Тайком от сварливых жен, вечно озабоченных их давлением, диетой, а еще исходящими телефонными звонками, они умудряются, с трудом отдышавшись, съесть свиную отбивную в ресторации у Николая, куда бегут, стоит женам отлучиться к маникюрше. Жирный этот жареный кусок мяса, сверх всякой меры перченный, рюмка коньяка, сигарета Голуаз и вороватый звонок брокеру, сделанный из телефонной будки на углу, становятся апофеозом дня, его смыслом, наполняющим их чувством, что жизнь продолжается. Потом они с нахальным видом сидят на веранде пансиона мадам Фриделе, жуют мятную жвачку, якобы перебивающую запах коньяка, и болтают о футболе. В то время как жены их испытующе заглядывают им в глаза и принюхиваются. И это уже апофеоз их дня, смысл жизней их, проведенных в утомительных заботах об этих ленивых блудливых созданиях, день ото дня толстеющих, забывающих собственные номера телефонов и дни рождения детей своих, внуков и правнуков.

Гриша Майер, коротышка семидесяти трех лет, наживший огромное состояние на торговле недвижимостью, приехал в субботу. Замызганный оранжевый пикап Самуила остановился у пансиона мадам Фриделе. Из пикапа выскочил горбун Самуил и подозрительный тип в пижамных фланелевых штанах и рваном дождевике. Подозрительный тип возился с чем-то в пикапе. Самуил вопил, размахивал руками и носился вокруг. Носился без толку. Обитатели пансиона мадам Фриды, побросав карты, глазели на неожиданное это явление, обещавшее сделаться каким никаким развлечением в их убогой событиями жизни на побережье.

Гриша Майер последние тридцать семь лет жил в огромной квартире в центре столицы. Всем в доме его заправляла жена, суматошная пузатенькая женщина, мать пятерых Гришиных дочерей. Мальчики, несмотря на Гришкины старания, у нее не рождались. В недвижимости она разбиралась не хуже Гришки. Благодаря ей Гришка разбогател. Благодаря ей носил он дорогое пальто, золотые часы и по утрам ездил в личный офис в центре города. Если бы кто сказал провинциальному хулигану Гришке Майеру, когда он, таясь контролеров, пробирался в столицу, что будет у него загородный дом, и квартира, и автомобиль с личным шофером, и новые ботинки на каждый день, Гришка бы решил, что он повредился в уме. Но случилось, что Гришку полюбила девушка из хорошей семьи. Самого ли Гришку, или дурную его репутацию, дрянную его улыбочку, драный пиджак, единственный, в котором он без дела слонялся по городу, высматривая, где что плохо лежит. Питался Гришка порчеными фруктами, которые вечером торговки сваливают за оградой рынка. Водился со всякой шушерой, пьянчугами, мелкими воришками. Приторговывал девушками с вокзальной площади. Ночевал, где придется. Чаще на скамейке в сквере. Именно такой жених нужен был малышке Генте, чтобы окончательно доконать своего отца.

Отец Генты, известный столичный банкир, был человек властный и грубый. К тому же всем недовольный. От нескончаемой брани его звенели стекла в доме напротив. Жена его и дочь жили в постоянном страхе. За что бы они ни взялись, все делали не так, неправильно. Когда Гента повзрослела, отец стал следить за каждым ее шагом. Стоило заподозрить ему неладное, стоило какому-нибудь парню задержаться под их окнами, или, не дай Бог, засмотреться на Генту, когда она шла на рынок или к портнихе, отец набрасывался на Генту с кулаками. Сам же не стеснялся, приводил девок даже в дом. Они вваливались, пьяные потаскухи в задрипанных шубах. Увидев Генту, они задирали юбки и хохотали. И отец хохотал вместе с ними. Тихая молчаливая мать Генты все терпела. А Гента ненавидела их всех. Мать с покорной ее улыбкой, отца, себя.