Рассказы (публикации 2009–2017 годов) - [20]

Пришли. Солидная вилла. Большой салон тремя ступеньками разделён на два уровня. На нижнем за столом женщины. Кстати, никто не сделал жене замечания по поводу её полуобнажённости. Более того, я заметил, что, когда дочка хозяйки принесла лёгкий платок, чтобы накинуть его на плечи жены, хозяйка незаметно отрицательно мотнула головой. За столом на верхнем уровне мужчины. Меня очень удивило присутствие раввина, депутата Кнессета от рабочей партии. Хозяин капиталист и его политический противник! Брат этого депутата, тоже раввин по телевидению комментировал недельную главу Торы. Я с интересом и удовольствием смотрел эти передачи. Изумительный лектор! А к брату его, зная только то, что он депутат от рабочей партии, относился с предубеждением.

Хозяин представил гостью из Монреаля, мультимиллионершу, именинницу именно сегодня, в честь которой этот кидуш (ага, вот оно что — кидуш, — сообразил я) и предоставил слово профессору-теологу тель-авивского университета. В течение примерно десяти минут, пока профессор излагал тему зарока, как она представлена в Талмуде, я сидел завороженный и обалдевший от услышанного. Затем хозяин предоставил слово депутату. Я уже собирался напрячься, чтобы не демонстрировать кислую морду. Выслушав такую блестящую микролекцию, приобщившую меня к Талмуду, сейчас слушать какого-то демагога-депутата? Но депутат поразил меня не меньше профессора. И он цитировал Талмуд. Ну и социалист от рабочей партии!

Тут хозяин предоставил слово мне. И это после двух таких блестящих речей! А мой словарный запас на иврите? Пусть не такой, как у Эллочки-людоедки. Но сравнить с ивритом всех, сидевших за двумя столами? Помогло мне произнесенное хозяином слово Монреаль. И я начал. Рассказал, как, будучи студентом, на лягушках изучал рефлексы. Как знакомился с высшей нервной деятельностью. Всё это, продолжил я, припомнилось, когда я услышал, что уважаемая гостья из Монреаля, потому что именно в Монреальском университете проведено очень интересное исследование. В настоящее время знание двигательных центров в коре головного мозга и точного введения в них электродов настолько совершены, что нейрофизиологи Монреальского университета провели опыт на ста пятидесяти людях с периферическими параличами. Первой была женщина с параличом верхней конечности. Голова её была завешена. Она не могла видеть своей руки. К электроду, введенному в соответствующий двигательный центр, стали подавать ток. Пальцы руки начали шевелиться. Женщину спросили, что она делает. На это она ответила, что вопрос задан не правильно. Пальцы делают — она точно описала действия пальцев. Но… Это не я. Сто пятьдесят испытуемых ответили подобным образом. Нейрофизиологи были поражены. Как и я, они учили нервную деятельность на лягушках. Как и я, они, атеисты и материалисты были убеждены в том, что Я — это наш головной мозг. И вдруг оказывается, что мозг — это всего лишь орган, инструмент, на котором работает какое-то невидимое и непонятное Я. Надо ли объяснять, как изменилось мировоззрение этих исследователей.

Сидевшие за столом согласились с теологом, что мой рассказ можно было бы приобщить к какому-то не то эпизоду, не то рассказу в Талмуде. К сожалению, я не понял, о чём идёт речь.

Чуть больше чем через три года я снова присутствовал на кидуше уже в мою честь. Меня командировали в Лондон на годовое поминовение воинов, погибших в боях с нацизмом. Парад ветеранов и конной гвардии был зрелищем неописуемым, произведшим на меня впечатление, как и на сотни тысяч лондонцев, наблюдавших этот парад. Почти все одиннадцать дней пребывания в Лондоне, кроме торжеств, заполнялись деловыми встречами, в том числе с министрами военным и иностранных дел, мэром Вестминстера и мэром Лондона, депутатами парламента и активом еврейской общины, интервью на ВВС. Даже ланчи с Ротшильдом и администрацией фирмы «Маркс и Спенсер» носили деловой характер.

В одну из суббот с женой мы были приглашены в синагогу в Гендоне. Это богатый район на северо-западе Лондона, где проживают многие состоятельные евреи.

Ещё в Израиле мне велели взять пиджак с орденами и медалями. Пригласившие в синагогу попросили надеть этот пиджак. Но, сняв куртку, я накинул талит. Таким образом, весь иконостас оказался скрытым. Рядом со мной сидел удивительно симпатичный джентльмен. Познакомились. Бывший раввин этой синагоги. Сейчас на пенсии. Выпускник Оксфордского университета. Во время войны майор английской армии. Молодой раввин рассказал обо мне публике, немало удивив меня знанием подробностей моей военной биографии. Я ведь ни в Киеве, ни в Израиле никогда никому не рассказывал этого. Сосед предупредил меня, что после молебна будет кидуш.

Закончилась служба. Я сложил талит и надел куртку. Мы вошли в красивое двухэтажное общинное здание. Вдоль зала на втором этаже стол длиной примерно пятнадцати-двадцати метров уставлен тортами, фруктами, напитками. С женой мы остановись между входом и торцом стола. Мой новый знакомый снял с меня куртку и пошёл к противоположному торцу стола. Думаю, что даже сейчас только два-три генерала в Союзе танкистов Израиля знают обо мне подробности, которые в своей речи излагал бывший майор. Только спустя десять лет я понял, что все эти подробности были получены в архиве Советской армии в Подольске.