Рассказы (публикации 2009–2017 годов) - [157]

В Эчмиадзин мы приехали на микроавтобусе. Неожиданности начались ещё до входа в резиденцию. На террасе в покойном садовом кресле удобно расположился дородный иерарх. Оказалось, что это патриарх Иерусалимский. Можно представить себе моё состояние, когда Рипсиме нас познакомила. Она же была переводчиком.

— Расскажите об Израиле, пожалуйста.

Патриарх сцепил кисти рук на округлом животе, вращая большие пальцы друг вокруг друга.

— Что же вам рассказывать? Страна как страна. Такая же, как Армения. Камень и солнце.

— А как вам живётся там?

Патриарх улыбнулся:

— Как у Христа за пазухой.

Из двери вышел молодой священник и пригласил нас в покои. Вазген, по-видимому, только что завершил утреннюю трапезу.

Еще не убрали тарелку, к которой присоседилась тарелочка в виде полумесяца, никогда не видел таких. Католикос приветливо поздоровался со мной.

— Позавчера я вас сразу узнал. От всей души благодарю вас и благословляю — вы совершили богоугодное дело. Буду рад, если собранные здесь коллекции доставят вам радость. Они принадлежат армянской церкви, а, значит, армянскому народу.

Он сказал еще несколько фраз, которые перевела Рипсиме. К сожалению, католикос недолго был нашим гидом, предоставив право продолжить экскурсию Рипсиме — она, как выяснилось, была здесь своим человеком.

После экскурсии мы заехали на рынок, купили несколько бутылок домашнего вина, зелень, лепешки, фрукты, овощи. Немолодая крестьянка, услышав, что мы едем в Ереван, попросила взять её — это, мол, по пути. Мы подвезли ее прямо к дому. Попросив нас подождать несколько минут, она вышла, неся целую голову домашнего сыра: подарок гостям Армении, гостям католикоса.

В уютном месте, в нескольких метрах от дороги мы расположились на пикник. Рипсиме ловко мастерила рюмки из огуречных половинок. Увы, запах огурцов заглушал букет домашнего вина, но мне была оказана честь пить прямо из бутылки. Один студент произнес тост — длинный, цветистый, приветствовавший гостей с Украины. Когда студент поднял пол-огурца с вином, Рипсиме улыбнулась:

— Наши гости действительно из Киева, но они не украинцы, а евреи.

Встал другой студент.

— Все, что сказал мой друг Ашот, он сказал искренне. Но он сказал бы это по-другому, если бы знал, что вы евреи. Сейчас народ Израиля защищает свою родину. У армян и у евреев общая судьба, наши народы пережили ужас геноцида, оба народа рассеяны по всему миру. Я, как и Ашот, желаю всем вам счастья, но предлагаю выпить за победу израильтян, за процветание Израиля и благополучие еврейского народа.

Мне пришлось опорожнить бутылку до дна, чтобы скрыть слезы. Услышать такое в Советском Союзе! Да еще в присутствии Репсиме… Ведь она была не только преподавателем, но и секретарем партийной организации института. Впрочем, этот необычный парторг ещё не раз вызывал наше изумление. Например, когда мы поехали в Аштарак. У меня буквально перехватило дыхание при виде храма Кармравор — небольшой церковки VII века, гениально вписанной в ландшафт. Разыскали старика-сторожа с лицом морщинистым, иссохшим, как камни, разбросанные вокруг. Он долго открывал заржавевший замок. Кажется, у него же мы купили тоненькие восковые свечки.

— Если кто-то не верит в Бога, ну что ж, — сказала Репсиме, — можно поставить свечу в память о зодчем, воздвигшем это чудо.

В Бога я уже верил. Но не знал, что еврею не разрешено ставить свечку в христианском храме. Господь, вероятно, простил мне этот грех, как и многие другие, совершённые, возможно, из самых добрых побуждений.

Если уже заговорил о церкви, не могу не упомянуть монастырь Гегард, расположенный в замкнутом амфитеатре в горе, к которой добраться непросто. Далековато до ближайшего населённого пункта, до села Гарни. С женой мы объездили чуть ли не весь мир. Но нигде, ни в одном храме я не видел такого количества скульптур, — и каких скульптур! — как в этом монастыре. А главное, что нас просто ошеломило, церковь неописуемой красоты, полностью вырубленная в скале. Описание этой церкви могло бы заполнить всё пространство очерка. Поэтому, становясь «на горло собственной песни», ограничусь только упоминанием её посещения.

Во время поездки в очаровавший нас Дилижан мы выкроили несколько часов, чтобы увидеть Севан. Был прохладный ветреный день. Мы проголодались и зашли в пустой ресторан на берегу озера. За мраморной стойкой бара буфетчик и официант играли в нарды. Мы заказали форель, знаменитую севанскую форель.

— Форель? — дуэтом изумились буфетчик и официант. — О какой форели вы говорите? Есть только треска. Мороженая.

— Вонючая, — добавил официант, чтобы окончательно испортить нам настроение.

Печальной была та поездка на Севан, да и сам вид мелеющего, будто умирающего озера. Умирающего по вине властей. И, конечно, снова зашел разговор о многострадальной истории армян. Удивительно! Почему-то не боялись в нашем присутствии заниматься антисоветчиной. То есть в присутствии по меньшей мере двух коммунистов — Репсиме, коммуниста не рядового, и меня.

Уже не вызывало удивления, что в доме врача, архитектора, художника, учителя мы видели трехтомную «Историю Армении». И даже в квартире рабочего. К нему мы попали случайно.