Рассказы (публикации 2009–2017 годов) - [129]

Арвид потом признался, что был поражен, увидев в моей руке неизвестно как и откуда появившийся пистолет, о существовании которого он даже не догадывался.

— Конечно, я был бы осужден и посажен в тюрьму моими мазохистскими властями, но, заметьте, живой. А вы были бы трупом.

Мы подъехали к перекрестку. Я остановил автомобиль, но наш пассажир не торопился выйти.

— Мне надо в Кафр-Касем. Отвезите меня в Кафр-Касем.

— Перейдете через дорогу и попросите, чтобы вас кто-нибудь подвез на попутном автомобиле.

Араб неохотно повиновался, возможно, вспомнив мое объяснение о тюрьме и трупе.

— Ну и ну, — сказал Арвид, — даже не поблагодарил.

Должен признаться, что в этот момент я, вероятно, несправедливо, подумал о немецком восприятии юмора. Арвид снова сел рядом со мной.

— Да, такой урок о ваших проблемах мне преподали впервые. Но почему ваши средства пропаганды не объясняют этого миру?

— Не знаю, Арвид, я ведь относительно новый гражданин Израиля. Может быть, дело просто в том, что мир не желает слышать наших объяснений.

1989 г.

P. S. Прошло чуть больше года. В гости к нам приехала дочка моего покойного друга, танкиста, с которым я учился в институте. Прочитав очерк, она захотела увидеть Самарию. Я повез ее точно по описанному маршруту и даже, хотя сознавал ответственность за благополучие гостьи, проехал через Калькилию, имея возможность объехать ее по новой дороге. Дома, переполненная увиденным, гостья стала обсуждать поездку.

— Ты действительно описал все абсолютно точно, но Арвида ты, конечно, придумал?

— Танечка, я ничего не придумал. Это не художественное произведение, а очерк — точный протокол происшедшего.

Я не успел окончить фразы, как зазвонил телефон:

— Шалом! Говорит фрау Эрна.

— Где вы?

— Мы с Арвидом в Тель-Авиве, в гостинице.

Через полчаса фрау Эрна и Арвид были у нас. Таню потрясло удивительное совпадение. В какой-то момент она сказала Арвиду, что прочла мой рассказ о том, что мы увидели в Самарии.

Арвид, оказалось, тоже опубликовал в Германии очерк о нашей поездке.

Я попросил его прислать мне этот очерк. Но Арвид скромно заметил, что он не коллекционирует свои произведения.

А жаль. Мне бы очень хотелось узнать, как он рассказал соотечественникам о нашей совместной поездке в Шомрон.

Пустячок

— Есть должности, занимая которые, личность должна быть абсолютно безупречной — без единого изъяна.

— Не знаю, как должности, но таких личностей не бывает. У каждого человека есть какой-нибудь недостаток. Пусть даже пустячок. Должность? Тут я ещё мог бы согласиться. Например, хирург со стерильными руками, даже падая, машинально старается не прикоснуться руками к чему-нибудь, чтобы не нарушить их стерильности. И ведь его никто на этот предмет не контролирует, не проверяет. Соблюдение стерильности у него уже в крови. В дополнение к этому он может быть прекрасным врачом. Но в личной жизни оказаться отъявленным сукиным сыном. А ты вообще говоришь о какой-то утопии, о безупречной личности без единого изъяна. Чушь!

— И всё же, сейчас я попытаюсь тебя убедить в том, что есть и такие должности, и такие личности. И главное не в каких-то высших сферах, Всего лишь в Армии Обороны Израиля. И не какие-нибудь генералы или старшие офицеры. Сейчас я это покажу тебе действительно на пустячке, на событии, происшедшем в армии, правда, в суперэлитном подразделении, когда солдат не оплатил завтрака.

— Что?! В армии?! В суперэлитном подразделении?! Платный завтрак?! Что ты несёшь… это… ахинею? Какая платная еда в армии?! Да ещё в суперэлитном подразделении?!

— И не просто в суперэлитном. В подразделении, в которое невероятно трудно попасть, так как отбор в него строжайший по интеллектуальным, моральным и физическим качествам. В подразделении, о солдатах которого начальник генерального штаба публично сказал, что они гордость Армии Обороны Израиля.

— Что значит трудно попасть? Ты говоришь загадками. Наши журналисты не устают вещать о диком падении мотивации у молодёжи, вообще не желающей служить в Армии Обороны Израиля, тем более, в боевых частях, а ты говоришь к тому же о какой-то суперэлитной части, то есть о части со значительным повышением опасности.

— Успокойся. Это обычное враньё наших так называемых либеральных гуманистов. Впрочем, возможно они пишут о том, что действительно наблюдают у своих отпрысков и вообще в своей среде. У большинства израильской молодёжи мотивация высока. Что касается части, о которой идёт речь, попасть в неё мечтают не десятки, не сотни, а тысячи блестящих юношей, с успехом окончивших школу. После двух тяжелейших физических отборов остаются примерно несколько сот отличных юношей, участвующих в конкурсе, в котором на одно место претендуют не менее десяти человек. Но даже зачисление в эту часть не гарантирует того, что солдат пройдёт в нём всю службу до самой демобилизации, если в его поведении или возможностях обнаружат пусть, казалось бы, незначительный изъян. А нагрузки у них, не только физические, но и моральные просто сверхчеловеческие.

— Не знал, что существуют такие части. Впрочем… Теперь, кажется, до моего сознания дошла сцена, которую однажды я наблюдал в заполненном автобусе. Понимаешь, зашел в автобус солдат, возможно, именно той части, о которой ты говоришь. В матерчатом прямоугольнике с символом, свисающим с левого погона, я не очень разбираюсь. Так что не могу ничего утверждать. Но на груди солдата с двух сторон крылышки парашютиста и ещё какие-то. На автомате оптический прицел. На поясном ремне пистолет. Не у офицера, а у солдата. У паренька был усталый вид. Я обратил внимание на то, с каким почтением на него посмотрели пассажиры. И очень удивился тому, что какой-то дядька лет сорока-пятидесяти вскочил с сидения и предложил солдату место. Это у нас, при нашей израильской деликатности! Солдат явно смутился. Но дядька сказал: «Садись, сынок. Я служил в твоей части. Я знаю, что значит посидеть несколько лишних минут». Пассажиры, было совершенно очевидно, отнеслись к этому с пониманием. По-видимому, потому, что каждый израильтянин — бывший солдат. Это я, не удосужившийся отслужить в израильской армии, не понял увиденного. Смысл этой сцены дошел до меня только сейчас, когда ты упомянул о конкурсе и о какой-то особой части. Возможно, я и сейчас не угадал, где именно служил этот солдат. И всё же не понимаю, о каком платном завтраке может идти речь. Абсурд! Абсолютный абсурд!