Рассказы провинциального актера - [2]
Вероятно, смотрины прошли успешно, потому что через несколько месяцев Андрей с трудом успевал с репетиции на репетицию и стал мечтать, чтобы в ближайшей постановке он не был занят, но то было через несколько месяцев, показавшихся годами, а пока…
Некоторые имена он уже запомнил и, когда к нему подошел щупленький, очкастый мужичок, Андрей вопросительно взглянул на него — этого «мужичка» он еще не знал..
— Давай знакомиться! — сказал подошедший и протянул широкую ладонь. — Егор Седов.
«Наверное, кто-то из рабочих сцены», — подумал Андрей, так не вязалась внешность говорящего с причастностью к актерской братии.
— Андрей… — и он замолчал, не зная, что говорить, не зная, как говорить.
— В какой гримерной дали столик? — спросил Егор.
— В конце коридора…
— Значит соседи… Идем туда..
«Чуть не вляпался! — ужаснулся Андрей, помня обидчивость своих однокурсников, когда на улице их принимали за кого угодно, только не за представителей племени волшебников: он же — Актер! Ну, дела! Что же он может играть с такой внешностью?»
Внешность действительно была не броской — щупленький, только руки и ноги крупные, ботинки носил сорок пятого размера и ходил странно, ходил, как дети, когда они подражают взрослым и идут, растягивая шаг и твердо печатая подошву об пол.
На его носу, узком и остром, сидели очки в тонкой металлической оправе, судя по выпуклости стекол — с большой диоптрией. Глаз из-за этих стекол не было видно.
В гримерной их столики оказались рядом.
Егор бесцеремонно, но коротко выспросил у Андрея: сколько лет? Откуда родом? Надолго ли? И главное:
— Случайно, не охотник?
— Не случайно — охотник! Отец с десяти брал на охоту… Под Можайском…
— Ружье взял?
— О чем разговор?
— Что у тебя?
— «Лефаше».
— Не знаю, — пожал он плечами, — посмотрим…
— Французское, дамасские стволы, удлиненное, вес полтора кг.
— Дамское?
— Может быть, но дальнобойное.
— Хорошо. Посмотрим. Идешь со мной?
— Когда?
— Завтра. На пристани в два буду ждать. Второй причал. Пойдем на лодке по озерам, а там дальше — ногами… Жду…
«Ничего себе, охотник!» — подумал Андрей, глядя вслед размашисто уходящему Егору, вспоминая его выпуклые очки.
И еще он пожалел, что не спросил, как называть его: по имени или по имени-отчеству, судя по внешности ему было далеко за тридцать, а в возрасте Андрея такие разрывы казались непреодолимыми временем.
Гостиница была рядом с театром и, бродя вокруг массивного здания, Андрей изучил дорогу во все точки небольшого города.
Дорогу к озеру он тоже знал: достаточно сразу за театром подняться в гору, перевалить ее и дальше вниз — прямой путь через железнодорожное полотно узкой каменистой тропой между валунов и редких сосен.
Егор еще говорил, чтоб одевался теплее, поэтому Андрей выпросил в костюмерной потертый ватник. Свитер, рюкзак, сапоги приготовил заранее, поставил будильник и не успел, казалось, прилечь, как будильник поднял его…
Он шел все быстрее, стараясь согреться, и проклинал себя в который уже раз за легкомыслие: согласился, хотя позвал его малознакомый и на вид малоприятный человек, да еще добираться до места охоты несколько часов, да еще погода!
Все было незнакомо — и город, и люди, и климат!
Через полчаса быстрой ходьбы и невеселых размышлений Андрей спустился по невзрачной тропе вниз к озеру, к лодочной станции.
Наверху увала, где он только что был, дул резкий ветер, и это нагнало еще большее уныние. Даже такое примитивное украшение, как иней, и то обманчиво в этом городе — внизу, как на новогодней елке, а на продувном увале, где только что он был, — ни искринки!
Холодные огромные валуны, каменистая тропа под ногами, чахлая жесткая трава, каменистые проплешины с худосочными соснами — вот и все украшение знаменитого Урала.
Возвращаться не хотелось, потому что холод и раздражение так взбаламутили его, что сна и в помине не было, да и гостиница не казалась райским уголком, куда тянет возвратиться — его номер был чист, пуст и неуютен.
Еще наверху, на увале, он услышал тихое позванивание, но не понял, что это, и только спустившись, разгадал, что в ясной морозной ночи так далеко слышны переговоры цепей, держащих лодки у пристани.
Подойдя ближе, он расслышал и хлюпанье воды под днищами приподнятых носов широченных плоскодонных лодок. Даже эти звуки, негромкие и однообразные, усугубляли его недовольство собой и всем миром, и никак не вдохновляли на охоту.
Он пошел вдоль берега.
Лодки иногда покачивались, причмокивая днищами, и от этого казались живыми, дремлющими животными, волны водили их из стороны в сторону, и тогда они, словно во сне, ворочались, будто вздыхали, устраиваясь поудобнее в подвижной постели.
Вода была холодной и тяжелой на вид, иней исчез, обнажив корявую каменистую почву и неказистость тощих сосен. Сильно жалел Андрей, что согласился идти на охоту: все вокруг непривычно, некрасиво, неуютно.
Озеро вдавалось в берег у железной дороги ровным и широким полукругом, образуя удобную бухту.
Эту бухту рассекали два настила — деревянные длинные мостки на сваях уходили далеко от берега, а к ним, как поросята к матке, прицепились лодки. Их было много. Дальше, в стороне от причалов, на чистой воде стояли катера на якорях, зачехленные, молчаливые, сумрачные…
Мне исполнилось восемьдесят лет, и вдруг я осознала, что если не расскажу свою историю сейчас, то не сделаю этого никогда. И моя семья исчезнет без следа. А между тем каждая человеческая жизнь уникальна и ценна по-своему. Даже при внешне похожих обстоятельствах. Вспоминая рассказы бабушки (матери отца) и моей мамы, я так ярко представляла себе в них описанное, что стала ощущать их как свои собственные воспоминания, поэтому то, что я написала о своей жизни, так естественно влилось в общее повествование.
Заключительная книга о жизни и работе в Киеве ящикового еврея Олега Рогозовского. Успешной защиты диссертации оказалось недостаточно для одобрения ВАК присужденной степени к. т. н. Как и при поступлении в институт, и приеме на работу, мешало отчество — Абрамович. Пришлось проходить чистилище ВАК — черного оппонента и Экспертный совет. Еще до утверждения он руководил НИР и участвовал в ОКР ящика. После неожиданной гибели 38-летнего любимого начальника лаборатории найти взаимопонимание с выше — стоящими начальниками не удалось. Тем не менее, результаты его исследований по обработке сигналов нашли воплощение в цифровой аппаратуре новых гидроакустических станций.
Лион Моисеевич Измайлов прожил очень интересную и долгую жизнь, богатую на события и знакомства. Разумеется, он общался почти со всеми, как и он сам, звёздами эстрады: неподражаемым Аркадием Райкиным, остроумным Михаилом Жванецким, любимцем публики Михаилом Задорновым и многими, многими другими – но этим не ограничивается обширный список его приятелей, друзей и просто знакомых ему интересных личностей. Так, Лион Моисеевич был на короткой ноге с легендарным Иосифом Прутом, выступал в одной программе с талантливой поэтессой Беллой Ахмадулиной, знал тогда еще юного, но уже гениального Гарри Каспарова, пересекался с Владимиром Высоцким и, наконец, был окрещён самим Александром Менем и близко общался с этим удивительным человеком.
В созвездии британских книготорговцев – не только торгующих книгами, но и пишущих, от шотландца Шона Байтелла с его знаменитым The Bookshop до потомственного книготорговца Сэмюэла Джонсона, рассказавшего историю старейшей лондонской сети Foyles – загорается еще одна звезда: Мартин Лейтем, управляющий магазином сети книжного гиганта Waterstones в Кентербери, посвятивший любимому делу более 35 лет. Его рассказ – это сплав истории книжной культуры и мемуаров книготорговца. Историк по образованию, он пишет как об эмоциональном и психологическом опыте читателей, посетителей библиотек и покупателей в книжных магазинах, так и о краеугольных камнях взаимодействия людей с книгами в разные эпохи (от времен Гутенберга до нашей цифровой эпохи) и на фоне разных исторических событий, включая Реформацию, революцию во Франции и Вторую мировую войну.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).