Рассказы - [2]

Будто бы издалека, его сердце, среди рук, не знающих покоя, терзающих его, боролось, возносясь, и среди сердцебиения он уловил слово, мельком прошелестевшее:

— Здесь! — повторил с безумной яростью Леонело.

Он не сомневался более, душа сирены, где еже ей еще быть? Свободная от своего тела, от всех ограничений, абсолютно свободная, она укрылась в своем любимом месте, которое избрала сама. И она, чтобы объявить о своем присутствии, сдавила забытое сердце, заставило его забиться, напомнила о себе. Тихо, спокойно, напевая глухо и зловеще, повторял он:

— Здесь! Почему же ты искала меня снаружи?

Убитая любовь

Никто не мог сказать, что несчастная Ева не использовался хотя бы один способ, который помог бы ей избавиться от этой хищницы-Любви.

Она начала кружить по миру, путешествуя, чтобы разрушить чары, которые приковывают душу к месту, где мы впервые узрели любовь. Бесполезная предосторожность, потерянное время, потому что лукавая хищница садится сзади в машину, прячется под сиденьем поезда, наконец, проскальзывает в сумку путешественника и в его карманы. В каждом месте, где Ева останавливалась, поднимала Любовь голову и говорила с озорной улыбкой, словно доверяясь ей: «Я тебя не покину. Едем вместе».

Тогда Ева, не знавшая сна, соорудила хорошо укрепленную высокую крепость, с круглыми башнями, бастионами, рвами, защищенную старой гвардией, с массивными воротами, обитыми железом с шипами, которые были закрыты днем и ночью. Но, когда открывались окна, сумерки, утомленные скукой, принимались смотреть на поселение и любоваться спокойствием и грустью струящегося сверху лунного света, хищница проскальзывала в комнату, хотя она была ограждена двойными решетками с острыми шипами, добровольно заточив себя, добилась Ева только того, что любовь проникала сквозь трещины в стенах, желоба на крышах, замочную скважину.

Разгневавшись, она заделала трещины и законопатила щели, полагая, что теперь ей не угрожают ее дерзости, но она не учла то, насколько искушенной была Любовь в уловках и хитростях. Проклятая растворилась в атомах воздуха и с ними проникла ей в рот и легкие, так, что Ева провела весь день, часто дыша, возбужденная, обезумевшая, с лихорадкой, подобной той, к которой приводит атмосфера, перенасыщенная кислородом.

И, потеряв благоразумие, отчаявшись удалить от себя проклятую Любовь, Ева начала думать о том, как навсегда избавиться от нее, не важно, с помощью каких средств, не останавливаясь перед угрызениями совести. Между Любовью и Евой шел смертный бой, не важно было, как выиграть, нужна была победа любой ценой.

Еве это было хорошо известно, не потому, что она была склонна к размышлению, нет, потому что она обладала проницательностью и чутким инстинктом, ей было известно, что она могла бы обольстить лживыми и вкрадчивыми уловками, не только Любовь, с ее легко воспламеняющейся и поддающейся соблазнению натурой. Она решилась обмануть Любовь и окончательно от нее избавиться, предательски убив ее.

Она приготовила свои сети и крючки и, положив наживку среди цветов и сладчайшего меда, она приманила Любовь, шутливо подмигивая, ведя ее улыбками, полными опьяняющей нежности, словами, наполовину кроткими, наполовину серьезными, произнесенными голосом, полным чувств, полном мелодии, подобно воде, падающей на камни, или вздоху мавританского фонтана.

Любовь, летя, явилась, оживленная, приветливая, счастливая, пораженная и удивленная, как ребенок, дерзкая и тщеславная, как юноша, спокойная и безмятежная, как могучий муж.

Ева посадила ее к себе на колени, лаская ее с кошачьей мягкостью, дала ей конфет, убаюкала ее, и та спокойно заснула, и, увидев ее, успокоившуюся, спящую, уперев голов в грудь, приготовилась задушить ее, с гневом и страстью сдавив ей горло.

Чувство вины и стыда сдержало ее, однако, ненадолго. Любовь, которую она обвиняла, была так мила, так божественно прекрасна! На перламутровые щеки, бледных от счастья, падали золотые локоны, тонкие, как лучи света, из ее багрового рта, за двойным рядом жемчужной нити ее зубов, исходило ароматное дыхание, чистое и ровное. Ее голубые глаза, полуоткрытые, влажные, хранили блаженную истому последних мгновений, и сложенные над его телом греческих пропорций розовые крылья казались вырванными у цветка лепестками. Ева почувствовала желание плакать…

Не было никаких средств более, ей нужно ее убить, если она хочет жить достойно, уважаемой, свободной… не закрывая глаза, чтобы видеть дитя, она сжала руки с силой, долго, долго, ужасаясь услышанным ей печальным тихим стенаниям умирающей любви.

Наконец, Ева отпустила жертву и посмотрела на нее. Любовь не дышала и не двигалась, она была мертва, как ее бабушка.

В то же время она ощутила, что преступление причинило ей страшную, немыслимую, необъяснимую боль, подобную волне крови, подступившей к ее мозгу, подобно железному кольцу, сжавшему ее грудь, душившему ее. Она поняла, что происходит.

Любовь, которую она думала, что держит на руках, проникла глубже, в ее сердце, Ева, убийца, покончила жизнь самоубийством.

Приключения ангела

За деяния менее тяжкие, чем у Люцифера, не достигающих величины «падения», ангела приговорили к ссылке в наш мир. Она должна была продлиться год, это означало потерю грандиозного блаженства, год наслаждения заключал в себе множество радостей и удовольствий, которые даже отдаленно не могут представить себе наши грубые чувства и наше скудное воображение. Несомненно, ангел, покорный, сожалеющий о своей ошибке, не произнес ни слова, опустил глаза, расправил крылья и спокойно полетел вниз, на нашу планету.