Рассказы о животных - [5]
Самое правильное немедленно исчезнуть, но нужно распечатать отчет к сегодняшнему совещанию у Запотоцкого. И Валенок задерживается. Сначала бумагу заряжает в пустой лоток, потом перегружает зависшее устройство, потом вытаскивает замятый из-за собственной же спешки лист – и снова все сначала. В результате картина происшествия недельной давности из реплик все больше и больше кипятящихся коллег складывается довольно ясная и более чем заурядная.
В четверг, пытаясь выбраться из хаоса вечно переполненной стоянки у офисного центра на Кирова, Борис Гусаков хорошенько проехался передним бампером своей «двенашки» по боку чужой машины. По какой-то причине срочно решил отремонтироваться и занял денег у бережливого Андрея Полторака. Теперь последний вкушает все радости, ему положенные и доступные как щедрому кредитору. Травит и дразнит Бобка, так он обычно зовет по-дружески Гусакова: ха, сдрейфил кореш, смалодушничал перед возможным гневом генерального.
Ну что же, возможно, не без этого. Трухнул очередной разборки. И так отчего-то много в последнее время накопилось того, что эти двое называют «косяками», за Борей, Бобком Гусаковым. Мог бы и это лыко в строку сунуть Запотоцкий. Машину поцарапал. От суммы ссуды и половины не возвратил, а имущество, еще по сути компанейское, уже не бережешь. Мог бы, конечно, такой же добрый кредитор, Олег Геннадьевич Запотоцкий, как и Андрей Андреевич Полторак, те же права травить и издеваться. Отчего бы и не воспользоваться?
Но все. Два листа отчета упали в пластмассовый карман устройства. Можно покинуть поле боя глупого бобки с лукавой гнидой, одной второю таракана. Игорь выходит из кабинета, но сразу у него за спиной хлопает дверь, и тут же накрывает дыхание Гусакова.
– Игорь Ярославович, ну это, выручите, пожалуйста, елки-моталки… Одолжите три тысячи. Обхаживает там свои жэки да школы, и, блин, живьем меня сожрал бы, только бы мои прямые продажи под себя подмять. Все выжидает случая. Одолжите, Игорь Ярославович, не откажите, по-отечески, так сказать, пойду, глотку заткну ему, сучку, а то прохода нет. Честное слово, уже сколько раз, блин, зарекался, ведь знал же наперед, что замотает, падла рыжая, заколебет… А вам отдам… Отдам вот прямо в эту пятницу, конец же месяца, как раз объеду точки – и сразу же…
– Три тысячи, что-то вы легко отделались, Борис, это только-только на ваш бампер, а у того человека какие повреждения?
– Да черт бы знал, чего там у него, – в полумраке коридора Гусаков уныло качается перед глазами, как обрубок кривого, грозой снесенного ствола карагача. – Я чо, смотрел? Уехал сразу, чего там было рассусоливать, у него, у лоха, даже сигналка не сработала…
Как быстро, как легко вовлекаешься в эту игру. Становишься животным.
Светло-серая лента утренней дороги, светло-голубое небо сухой осени, и такое же, без резких красок и оттенков, состояние души. Всеобщая промытость. Едешь не слишком быстро и не слишком медленно, все время радуясь тому, как очень аккуратно и совершенно точно рассчитываешь момент приближения к очередной помехе. «Оке» или «КамАЗу». Как неизменно совмещаешь со свободной встречкой, чтобы не нюхать черных или синих выхлопов, не поджидать под колесом, рискуя получить камешек в лобовое стекло. Щелкаешь инвалидку или грузовик сходу, быстро, без задержек – и снова ничего лишнего, ненужного перед глазами. Лишь горизонт, чистая линия, где светло-голубое переходит в светло-серое.
Так нет же, когда все легкие, короткие движения ногами и руками уже приобретают приятную предсказуемость и простоту автоматизма, качели тихой радости внезапно стопорятся. И нужно не ускоряться, а тормозить. Решительно и быстро. Сплющивать воздух между собой и кузовом, груженным доверху и выше лесом, потому что в зеркале заднего вида обнаруживается масса. Огромный наезжающий на все и вся «ниссан пэтрол». Откуда он взялся и с какой скоростью летит, если десять секунд назад все было чисто слева, а теперь забито и заполнено, не шевельнуться? Сто сорок? Сто пятьдесят?
Есть, пролетел вперед. Но из-под лесовоза все равно не выскочить, не убежать. В зеркале заднего вида теперь другая тень. Старая «камрюха», привязавшаяся где-то в районе Береговой, все силившаяся держать темп, не просто тут наконец настигла, а пользуясь моментом, перестроилась и начала обходить. Типичное поведение праворучки, в которой ничего не видно: пристроиться за зрячим и на хвосте уйти вперед. Да только не за тем он потянулся, ведь видно сразу, что ничего в «камрюхе» старой уже нет – ни бешеных лошадей «ниссана», ни счастливой звезды ее хозяина. Только и может сделать Игоря да выйти на задние колеса длинного тягача, а впереди на встречной полосе уже нарисовался квадрат междугороднего автобуса.
Игорь бросает газ, освобождая инстинктивно место, чтоб «камрюха» могла вернуться на свою полосу. Встать между ним и лесовозом. Но закусивший удила ее водитель и не думает сдаваться, он продолжает упорно гнуть свое. Пытается обогнать. Вытянуть жилы из хорошо и много уже побегавшего тела. Еще чуть-чуть, еще немного раскрутить несвежий уже движок.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Второй роман Сергея Солоуха "Клуб одиноких сердец унтера Пришибеева" (1996) вошел в шорт-лист премии Анти-Букер.
Три героя между трех гробов. Краткое содержание нового романа Сергея Солоуха формулируется как математическая задача. И это не удивительно, ведь все герои – сотрудники подмосковного НИИ начала восьмидесятых, на переходе от Брежнева к Горбачеву. Но ощущение вневременности происходящего всему действию придает смерть совсем иная, неосязаемая и невидимая, четвертая – неизбежный и одинаковый во все времена конец детства.
В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.
Так сложилось, что лучшие книги о неволе в русской литературе созданы бывшими «сидельцами» — Фёдором Достоевским, Александром Солженицыным, Варламом Шаламовым. Бывшие «тюремщики», увы, воспоминаний не пишут. В этом смысле произведения российского прозаика Александра Филиппова — редкое исключение. Автор много лет прослужил в исправительных учреждениях на различных должностях. Вот почему книги Александра Филиппова отличает достоверность, знание материала и несомненное писательское дарование.
Книга рассказывает о жизни в колонии усиленного режима, о том, как и почему попадают люди «в места не столь отдаленные».
Журналист, креативный директор сервиса Xsolla и бывший автор Game.EXE и «Афиши» Андрей Подшибякин и его вторая книга «Игрожур. Великий русский роман про игры» – прямое продолжение первых глав истории, изначально публиковавшихся в «ЖЖ» и в российском PC Gamer, где он был главным редактором. Главный герой «Игрожура» – старшеклассник Юра Черепанов, который переезжает из сибирского городка в Москву, чтобы работать в своём любимом журнале «Мания страны навигаторов». Постепенно герой знакомится с реалиями редакции и понимает, что в издании всё устроено совсем не так, как ему казалось. Содержит нецензурную брань.
Свод правил, благодаря которым преступный мир отстраивает иерархию, имеет рычаги воздействия и поддерживает определённый порядок в тюрьмах называется - «Арестантский уклад». Он един для всех преступников: и для случайно попавших за решётку мужиков, и для тех, кто свою жизнь решил посвятить криминалу живущих, и потому «Арестантский уклад един» - сокращённо АУЕ*.
Игорь Дуэль — известный писатель и бывалый моряк. Прошел три океана, работал матросом, первым помощником капитана. И за те же годы — выпустил шестнадцать книг, работал в «Новом мире»… Конечно, вспоминается замечательный прозаик-мореход Виктор Конецкий с его корабельными байками. Но у Игоря Дуэля свой опыт и свой фарватер в литературе. Герой романа «Тельняшка математика» — талантливый ученый Юрий Булавин — стремится «жить не по лжи». Но реальность постоянно старается заставить его изменить этому принципу. Во время работы Юрия в научном институте его идею присваивает высокопоставленный делец от науки.
Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)