Рассказы о любви - [46]

* * *

В глазах бывших товарищей по вечерним рейдам отныне Карл слыл трусом и дезертиром — он больше ни разу не принял участия в их похождениях. А вместо того стал читать — «Дона Карлоса», стихи Эмануэля Гайбеля[19] и «Халлиг» Бернацки[20], начал писать дневник и только изредка прибегал к помощи Бабетты.

У нее даже сложилось впечатление, что с юношей не все в порядке, а раз уж она однажды взяла на себя заботы о нем, то в один прекрасный день она выросла на пороге его каморки, чтобы понять, что к чему. Она пришла не с пустыми руками: принесла увесистый кусок лионской колбасы — и настояла на том, чтобы Карл немедленно, прямо сейчас съел ее у нее на глазах.

— Ах, Бабетта, оставь, пожалуйста, — попросил он, — я сейчас не голодный.

Но она придерживалась мнения, что молодые люди способны поесть в любое время суток, и не отступила, пока он не подчинился ее воле. Она как-то прослышала о перегрузке молодежи в гимназиях, и не знала, на каком отдалении держится ее подопечный от любого перенапряжения в учебе. В бросившемся ей в глаза отсутствии аппетита она узрела начинающуюся хворь, поговорила с ним по душам, поинтересовалась подробностями его самочувствия и посоветовала ему напоследок прибегнуть к испытанному народному средству, а именно — слабительному. Карл не удержался и рассмеялся и твердо сказал ей, что он совершенно здоров и что недостаток аппетита объясняется скорее его дурным настроением или расстроенными чувствами. Это она сразу приняла и успокоилась.

— И свиста твоего что-то совсем не слышно, — сказала она оживленно, — и никто у тебя вроде не умер. Скажи, уж не влюбился ли ты часом?

Карл не совладал с собой и слегка покраснел, тем не менее решительно отверг такое подозрение и заверил, что с ним все в порядке, вот только он немного рассеян и его одолевает скука.

— С этим я тебе сейчас помогу, — весело воскликнула Бабетта. — Завтра у маленькой Лиз с Нижнего переулка свадьба. Она уже давно была помолвлена с одним рабочим. Она могла бы сделать и партию получше, надо думать, но этот мужчина не так уж и плох, а лишь деньги тоже душу не греют. И тебе надо пойти на эту свадьбу, Лиз знает тебя, и все будут рады, если ты придешь и покажешь, что не загордился. Анна из «Зеленого дерева» и Грета из епископства тоже там будут, и я, а так вообще-то людей будет не много. Кто за все это будет платить? Это будет такая тихая свадьба, домашняя, без особого пиршества и танцев, и вообще ничего такого подобного. И без этого можно здорово повеселиться.

— Но меня же не приглашали, — с сомнением сказал Карл, тем более что эта затея была ему не очень-то по душе.

Но Бабетта только засмеялась.

— Ах, что там, я это улажу, да и речь-то идет всего лишь о часе или двух в вечернее время. И еще вот что мне пришло в голову! Лучше всего, если ты придешь со скрипкой. А что? Почему бы и нет? Ах, что за глупые отговорки! Ты возьмешь ее с собой, и дело с концом; всем будет забава, и все тебе еще будут за то благодарны.

Много времени это не заняло, молодой господин дал вскоре свое согласие.

На другой день Бабетта зашла за ним к вечеру; на ней было роскошное платье времен ее юности, которое было ей тесновато, и она в нем вспотела, была очень возбуждена, щеки так и пылали от радости предстоящего празднества. И она не захотела ждать, пока Карл переоденется, а позволила ему только надеть свежий воротничок и, нагнувшись, сама почистила, несмотря на праздничный наряд, его ботинки. А потом они вместе отправились в дом в бедном пригороде, где молодожены сняли комнатку и кухню. Карл прихватил с собой скрипку.

Шли они медленно и осторожно, со вчерашнего дня наступила оттепель, и им хотелось прийти в чистой обуви. Бабетта зажала под мышкой необычайно большой массивный зонт и придерживала обеими руками юбку, поднимая ее повыше, что вовсе не радовало Карла: он немного стыдился, что его видели в ее обществе.

В скромной побеленной комнатке молодоженов вокруг соснового стола, накрытого чистой скатертью, сидели семь или восемь человек, не считая молодых, двух дружков жениха, нескольких родственниц и подружек невесты. В качестве свадебного угощения внесли жаркое из свинины с салатом, а еще на стол поставили пирог, а на пол — два больших кувшина с пивом. Когда Бабетта вошла с Карлом Бауэром, все встали, хозяин дома отвесил два скромных молчаливых поклона, а бойкая на язык хозяйка поприветствовала их и представила всех гостей, и каждый из них пожал им руку.

— Попробуйте пирога, — предложила хозяйка, а муж молча поставил на стол еще два стакана и налил пива.

Лампу еще не зажгли, и потому Карл, отвечая на приветствия, не узнал никого, кроме Греты из епископства. По знаку Бабетты он вложил в руку завернутую в бумагу золотую монету, которую Бабетта заранее дала ему специально для этой цели, и произнес пожелание счастья. Потом ему подвинули стул, и он сел перед своим стаканом пива.

В этот момент, испытав внезапный испуг, он увидел рядом с собой лицо той юной служанки, что отвесила ему недавно пощечину в Брюэльском переулке. Она, похоже, его не узнала — во всяком случае, смотрела на него совершенно без признаков волнения — и приветливо протянула ему, следуя предложению хозяина всем чокнуться, свой стакан. Немного успокоившись благодаря этому, Карл отважился открыто взглянуть на нее. В последнее время он каждый день довольно часто вспоминал это лицо, которое видел тогда лишь мгновение и с тех пор больше ни разу, и весьма удивился, что выглядит она совершенно иначе. Она была мягче и нежнее, изящнее и светлее, чем тот образ, который он носил с собой. Но она была не менее прекрасна и еще более очаровательна, и ему показалось, что она едва ли старше его.