Рассказы о любви - [13]

— И теперь ты краснеешь и следуешь за ней по пятам. К сожалению, ты чуть-чуть запоздал, мой дорогой. Как она мне сказала, сегодня она уедет и исчезнет, как ты знаешь, на месяцы.

— Per Вассо![10] Сегодня, ты говоришь?

— Сегодня. Это тебя огорчает?

— Пока еще нет. Я все же предприму попытку.

— Желаю удачи!

— Передать ей что-нибудь?

Мартин засмеялся.

— Как тебе будет угодно. Можешь ей сказать, я назвал тебе пароль: bis dat qui cito dat[11].

Буркхард поехал к Элизабет. В ее квартире царил предотъездный кавардак, однако его приняли.

— Вы уже уезжаете, милостивая госпожа? И никто ничего об этом не знает? И как раз в тот момент, когда я хотел…

— Господин Буркхард, вы хотите объясниться мне в любви или предложить ангажемент?

— И то и другое, и еще более того. Я действительно поражен, что вы приняли столь внезапное решение.

— Но я могу вернуться, если будет ради чего. Так что сначала, пожалуйста, объяснение в любви!

— Но я ведь еще совсем вас не знаю. На это требуется какое-то время! Я думал, что буду теперь часто видеть вас у себя.

— Вы очаровательны. И это называется теперь донжуан! Но я не настолько жестока. В понедельник после обеда я готова побеседовать с вами часок в Люцерне на террасе отеля «Швейцерхоф». До свидания?

— До свидания.

Четверть часа спустя Буркхард снова появился у друга.

— Чудеса, да и только, эта женщина просто сумасшедшая. Спрашивает меня после первых же слов, готов ли я сделать ей признание в любви. Причем очень так деловито. Я даже растерялся на секунду, а она уже прощается со мной и назначает мне рандеву в Люцерне!

— В Люцерне?

— В понедельник после обеда. Она вертела мною, словно я перчатка в ее руке.

— И ты, конечно, поедешь туда?

— Конечно.

Мартин встал и вышел в соседнюю комнату. Через несколько минут он вернулся. Он был бел как полотно. Какое-то мгновение он в задумчивости стоял.

Потом энергично тряхнул головой, подошел к Буркхарду и выложил на стол два пистолета.

— И что это значит?.. — Буркхард кипел.

Мартин не ответил, он не был уверен, что сможет совладать с голосом.

— Между прочим, очень хорошее оружие, — проговорил Буркхард.

Мартин с силой взял себя в руки.

— Ты находишь? — спросил он. — Предоставляю тебе право выбора. Мы будем стреляться в этой комнате, если ты не дашь мне честного слова, что не появишься в понедельник в Люцерне.

— Черт побери! — взорвался Буркхард.

Мартин с горечью усмехнулся:

— Мне было бы приятнее, если бы ты выражался более тонко и более точно.

— Слишком многого ты хотел бы, — огрызнулся тот, передергивая плечами. — Но давай все обдумаем! У нас есть еще время, прежде чем начать палить по твоим обоям, которые, впрочем, слишком для этого хороши. У меня за городом достаточно подходящих мест для подобных шуток. Может быть, будешь столь добр и объяснишь мне, в чем же тут дело?

— Конечно: медленно и в деталях! Слушай, раз хочешь. Дело в том, что, если бы не твоя радостная весть, мы оба явились бы в понедельник в одно и то же время в отель «Швейцерхоф». Я, во всяком случае, по праву, предоставленному мне раньше, чем тебе, имея к тому же далекоидущие планы.

— Собственно, ситуация довольно комичная. И тебе не хочется осчастливить меня великодушием?

— Никак нет. Я связываю с этим часом в Люцерне всю свою дальнейшую жизнь.

— Быть не может! Женитьба?

— Нет. Нечто более важное, но понять тебе этого не дано.

— Спасибо.

— Я не шучу.

Буркхард поднялся и погрузился в задумчивость, поигрывая одним из маленьких изящных пистолетов. Он никак не мог прийти ни к одному решению.

— Ты ведь хотел уехать завтра, — наконец произнес он. — Следовательно, у нас еще есть время! Стрельбу мы устроим у меня за городом. Сегодня вечером ты получишь от меня или приглашение на этот спектакль, или соответственно какой-то другой мой ответ.

Не попрощавшись, он покинул квартиру.

На следующее утро Мартин сел в скорый поезд. Он прочитал еще раз записку от Буркхарда:

Счастливого пути! Скажите пианистке: bis dat qui cito dat. В дальнейшем я буду считать себя не вправе вскрывать письма, написанные Вашей рукой.

Разрыв последних дружеских отношений не особенно огорчил Мартина.

С нарастающим волнением смотрел он на проносящиеся мимо пейзажи, пока после бесконечно тягостных часов не показалась наконец окутанная туманом вершина Пилата. На вокзале в Люцерне его встретил представитель туристического бюро.

— Все в порядке?

— Еще сегодня все приготовления будут завершены. Нам пришлось ремонтировать моторную лодку…

— Ну хорошо, хорошо. Завтра в одиннадцать часов поставьте меня в известность; вы найдете меня в отеле «Швейцерхоф».

К отелю поэт медленно шел пешком. На набережной и мосту было полно иностранцев. Вечер был ясный и теплый и открывал взору аккуратный светлый город с прогуливающейся вдоль озера в привычном для Люцерна приятном освещении пестрой и оживленной публикой. По темно-зеленой водной глади скользили разноцветные челны и маленькие белые пароходики, за куполом вокзала высился черный Пилат, по другую сторону поднимался зеленый конус Риги, на бесчисленных старых городских башнях горели последние лучи закатного солнца. Мартин смотрел на водный простор. Он снял недалеко от Вицнау шале — для себя и Элизабет. Пока он неподвижно смотрел на зеленую, серебрящуюся вдали поверхность, мирная пестрая картина изменилась у него на глазах. Он явственно увидел перед собой море, «самое северное море» из своей сказки и пурпурно-синий прибой у высоких, как башни, скал.