Рассказы о чудесах - [3]
Хозяйка ставит на стол еду для Шлоймы. Он с жадностью набрасывается на нее.
Муж. Да кто сейчас верит в чудеса?
Шлойма (вскакивает). Я! Я верю! И я шел сюда с самого рассвета, чтобы тебе об этом сказать!
Муж. И давно ты так бродишь?
Шлойма. Вот уже шестой год!
Муж. Да, незавидная доля! У тебя, поди, ни кола, ни двора, и родных никого нет?
Шлойма. Как же – есть! Жена и двое ребятишек!
Жена. Как? У тебя – семья? Господи! Вот уж тут поверишь во что угодно! Хорошая у них жизнь, ничего не скажешь! Как же они еще с голоду не умерли?
Шлойма (со вздохом). Знаешь, я и сам порой удивляюсь! А посмотреть на это с другого конца – то раз мы живы, значит, еще не все потеряно, значит, у прочих людей сердце еще не совсем в камень превратилось!
Я ведь домой всегда не с пустыми руками возвращаюсь!
Муж. А часто ли?
Шлойма. Если повезет – два раза в год!
Жена. Чем же ты провинился перед своим цаддиком, что он обрек тебя на такую страшную жизнь?
Шлойма. Ах, что ты говоришь! Он любил меня больше всех своих учеников! Мы-то видим не дальше собственного носа, а цаддик заглядывал в будущее! Кто знает, может быть, сидя на печи, я раньше бы оставил детей сиротами! А сейчас жив, как видишь! (Помедлив) А потом, раз он знал все наперед, то знал ведь, конечно, что кроме меня никто на это не согласится!
Жена. Смотри-ка, и ведь не ошибся! Бывает же такое!
Муж. Послушай, ну вот если ему так все про тебя было известно, мог ли он знать, что в один прекрасный день ты окажешься вот здесь, в моем доме? Про меня он что-нибудь знал? Вот такое мне бы очень понравилось! Сидишь тут, в Богом забытых горах, а кто-то, невесть где, о тебе знает! И выходит, что ты не один на свете и сидишь тут, может быть, не зазря!
Шлойма. Да ты сам посуди, что бы со мной сегодня было, если бы ты тут меня не дожидался! (…) И хоть я не знаю всякий раз, куда я попаду, с кем встречусь, но я всегда вспоминаю слова, которые он больше всего любил мне говорить, мой цаддик, – что
И все же мне куда лучше, чем другим странникам.
Я хожу по свету из любви к моему цаддику, а кого-нибудь судьба швыряет с места на место, и он даже не спросит, за что!
Жена. Смотрите, вьюга улеглась! До чего ж красиво – небо светлеет, а звезды все до одной видны!
Шлойма. Ну что ж, пора мне и домой собираться! Что ни говори, а в этот раз долго пришлось жене меня дожидаться!
Жена (сует ему узелок). На вот, отвези ей от меня!
Муж. И знаешь, если тебе случится когда-нибудь опять в наших краях оказаться, ты уж потрудись, зайди к нам – мы увидим, что ты еще жив, все же на душе легче станет!
Шлойма. Ну, тогда – до встречи!
Сцена третья
Дорога. У обочины лежит Иосиф. К нему направляется монах.
Монах (наклоняясь к нему). Эй! Очнись! Ты жив или мертв?
Иосиф (очнувшись). Где я? Что со мной?
Монах. Ты лежишь на дороге в Краков! А вот что с тобой, надо бы спросить у тебя! (Иосиф понимает, что перед ним монах, и отшатывается.) Ты, видно, давно ничего не ел, и ноги у тебя в крови! Здесь неподалеку обитель святого Стефана, дай я помогу тебе добраться туда! Ты сможешь поесть и отдохнуть.
Иосиф. Нет-нет! Добрый человек, умоляю тебя, оставь меня одного. Мне осталось идти совсем недолго! (Монах пытается прислонить его к дереву.) Нет-нет! Не трогай меня, прошу! (Вскакивает.) Ты видишь, я уже стою на ногах!
Монах. Ну, как знаешь! (Пожимает плечами и уходит. Иосиф снова падает на землю. Слышится стук колес и ржанье лошадей. К Иосифу подходит Антонио.)
Голос Лоренцо (из-за сцены). Ну, в чем там дело?
Антонио. Синьор, мы, видно, сбились с пути и попали в неизвестную страну! На этом туземце диковинная одежда и волосы как-то странно растут!
Лоренцо (входит). Что за ерунда! (Наклоняется к Иосифу.) Ну и дурак же ты, Антонио! Пять лет таскаю тебя по всему свету, а ты не можешь распознать обыкновенного еврея! Эй, малый, очнись! Ты жив?
Иосиф (слабым голосом). Оставьте меня, добрые люди!
Лоренцо. Ну нет, уж раз я из-за тебя вылез из кареты, ты обязательно должен сказать мне, что ты тут делаешь?
Иосиф. Жду смерти!
Лоренцо (со смехом). Я тоже! С самого рождения! И чтобы как-то заполнить это ожидание, путешествую по всему миру! Послушай, а не взять ли мне тебя с собой? Мне нравится твоя физиономия! И глаза у тебя чертовски умные! Или это они от голода так блестят?
Иосиф. Не делайте этого! Я страшный грешник! Я принес несчастье всем своим близким!
Лоренцо. Чем же, хотел бы я знать? Может быть, тем, что сбежал от них? Я бы, признаться, тоже очень огорчился, если бы от меня сбежал такой забавный паренек!
Иосиф. Ах, вам этого не понять!
Лоренцо (притворно обидевшись).
Остросюжетное повествование о событиях эпохи царя Алексея Михайловича. Допетровская Русь оживает в драматическом переплетении человеческих судеб. Герои «Царского выбора», живые и полнокровные, мыслящие и страдающие, в сложнейших жизненных коллизиях ищут и, что самое главное, находят ответы на извечные духовные вопросы, обретают смысл и цель бытия.
Содержание сборника:Песня о боярыне МорозовойЦарь МанассияТетраптихВместо житияОтвет В.Д. Бонч-БруевичуЧеловек из ЦзоуМистер Фолуэлл в Нью-ЙоркеДиккенс. Очерк творчестваКаббалистические стихотворенияОтрывокРассуждение о «Манон Леско»«Фьоравенти-Фьораванти ».
«Вильгельм Молчаливый» – историческая хроника, посвященная одному из этапов Реформации, «огненному крещению» Европы в XVI столетии.
Это история неистовых страстей и захватывающих приключений в «эпоху перемен», которыми отозвалась в двух великих городах Лондоне и Париже Великая французская революция. Камера в Бастилии и гильотина в ту пору были столь же реальны, как посиделки у камина и кружевные зонтики, а любовь и упорная ненависть, трогательная преданность, самопожертвование и гнусное предательство составили разные грани мира диккенсовских персонажей.
Поэт и драматург Е. Г. Степанян, автор известного романа-драмы «Царский выбор», поражает читателя ярким произведением совершенно иного жанра. Это эссе – поданная в остроумной художественной форме литературоведческая работа, новое слово в булгаковедении, проникающее в глубину архетипа булгаковского мировидения. За буквой фантастической реальности автор распознаёт и открывает читателю истинный духовный замысел Михаила Булгакова.
В книгу вошли помимо новых «московских повестей» ранее публиковавшиеся поэтические произведения, а также пьеса-притча «Сказка о Медведе, о прекрасной Принцессе, о мудром Вороне и о железных башмаках».С другими произведениями Е. Г. Степанян можно познакомиться на сайтах www.proza.ru и www.stihi.ru (поиск по фамилии автора).
Произведение талантливого русского писателя М. Кураева «Жребий № 241» повествует о судьбе двух любящих людей на фоне событий русско-японской войны. Повесть пронизана размышлениями автора об исторической сути происходившего в России в начале XX века.«Именно в любви, где в основе лежит, быть может, самое эгоистическое чувство, жажда обладания, одухотворенность возвышает до полного торжества над эгоизмом, и в этом утверждение истинно человеческого и исключительно человеческого — способности думать о другом, чувствовать его боль, желать ему блага.
Книга британского писателя и журналиста Р. Уэста знакомит читателя с малоизвестными страницами жизни Иосипа Броз Тито, чья судьба оказалась неразрывно связана с исторической судьбой Югославии и населяющих ее народов. На основе нового фактического материала рассказывается о драматических событиях 1941-1945 годов, конфликте югославского лидера со Сталиным, развитии страны в послевоенные годы и назревании кризиса, вылившегося в кровавую междоусобицу 90-х годов.
Александр Филонов о книге Джона Джея Робинсона «Темницы, Огонь и Мечи».Я всегда считал, что религии подобны людям: пока мы молоды, мы категоричны в своих суждениях, дерзки и готовы драться за них. И только с возрастом приходит умение понимать других и даже высшая форма дерзости – способность увидеть и признать собственные ошибки. Восточные религии, рассуждал я, веротерпимы и миролюбивы, в иудаизме – религии Ветхого Завета – молитва за мир занимает чуть ли не центральное место. И даже христианство – религия Нового Завета – уже пережило двадцать веков и набралось терпимости, но пока было помоложе – шли бесчисленные войны за веру, насильственное обращение язычников (вспомните хотя бы крещение Руси, когда киевлян загоняли в Днепр, чтобы народ принял крещение водой)… Поэтому, думал я, мусульманская религия, как самая молодая, столь воинственна и нетерпима к инакомыслию.
После "Мастера и Маргариты" Михаила Булгакова выражение "написать роман о Понтии Пилате" вызывает, мягко говоря, двусмысленные ассоциации. Тем не менее, после успешного "Евангелия от Афрания" Кирилла Еськова, экспериментировать на эту тему вроде бы не считается совсем уж дурным тоном.1.0 — создание файла.
Роман «Гвади Бигва» принес его автору Лео Киачели широкую популярность и выдвинул в первые ряды советских прозаиков.Тема романа — преодоление пережитков прошлого, возрождение личности.С юмором и сочувствием к своему непутевому, беспечному герою — пришибленному нищетой и бесправием Гвади Бигве — показывает писатель, как в новых условиях жизни человек обретает достоинство, «выпрямляется», становится полноправным членом общества.Роман написан увлекательно, живо и читается с неослабевающим интересом.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.