Рассказы о Чарлзе Дарвине - [22]
Друзья сердечно поздоровались и пошли по посыпанной гравием дорожке на любимую хозяином «Песчаную площадку», засаженную деревьями. Их посадил сам хозяин.
С орешника прыгнули две белки прямо на плечо к Дарвину, и он заговорил с ними тихо и ласково. Гукер шёл рядом, искоса поглядывая на Дарвина.
— А знаете, Гукер, всё-таки это один вид, вчера я ошибся.
Гукер сразу понял, о чём говорил Дарвин. Последние годы он возился с классификацией усоногих раков, тех самых, что так досаждают в мореплавании, густо покрывая подводные части судов. Это всем известные морской жёлудь, морская уточка. Вчера Дарвин повёл Гукера к себе в кабинет и показал ему две баночки с усоногими раками: «Здесь у меня два вида». А сегодня он считает их за один!
— Да, дорогой мой друг, — продолжал Дарвин, — моя ошибка произошла вследствие того, что я остановил внимание только на длине их конечностей. Она у них разная, я и решил, что это два вида. Нельзя классифицировать только по двум-трём мелким признакам. Один и тот же орган у особей одного вида очень изменчив.
Его собеседник молчал. Дарвин часто говорил с ним об этом. В самом деле, если поймать десяток жуков-бронзовок и сравнить их между собой, то будут видны различия между ними. Гукер — ботаник, и поэтому ему понятнее изменчивость листьев, цветков. «Попробуй-ка найти одинаковые листья на дубе», — думал он, смотря на дубовую рощу, окаймлявшую с одной стороны «Песчаную площадку». С другой стороны тянулась живая изгородь. А за ней — тихие долины и покрытые перелесками холмы.
— Вы правы, Дарвин, я пришёл к тем же выводам. — Дарвин посмотрел на Гукера с большим вниманием: очень важно, что именно он, Гукер, подтверждает мысли об изменчивости. Он такой знаток растений. Может быть, никто из смертных не видел их столько, сколько его друг, побывавший в Антарктике, Австралии, Новой Зеландии, Индии.
— Огромную роль играют условия, в которых живут организмы. Буки и дубы на Огненной Земле очень отличались от своих более северных собратьев.
Вдруг Дарвин залился добродушным смехом:
— Это я говорю спокойно о своих ошибках с усоногими только теперь, когда они распутаны.
— Вы помните, как писали мне: «…Я скрежетал зубами, проклиная виды, и спрашивал, за какие грехи я осуждён на такие муки», — рассмеялся и Гукер.
— Было, было отчего так написать. Подумайте, закончу описание нескольких видов и доволен. На другой день опять что-то душа болит… Начну проверять: получается один вид. Разорву рукопись, напишу снова. А ночью думаю, думаю, — нет это два. Вот так по нескольку раз. Ну, теперь я скоро покончу с бесконечными усоногими.
— Систематику всегда приходится испытывать большие трудности, определяя вид, потому что органы очень изменяются.
— Но это же чудесная школа, её необходимо пройти каждому натуралисту. Посмотрите, Гукер, — прервал себя Дарвин, — посмотрите, как налились яблоки!
Большая гусеница пяденицы ползла по ветке. Дарвин задумчиво разглядывал её. Он чуть шевельнул ветку. Гусеница, подняв головной конец тела, замерла и стала точь-в-точь, как сучок. И не заметишь её.
— Вот так на каждом шагу оказывается, что организмы как-то по-своему прилажены к условиям жизни, — проговорил он, обращаясь к самому себе.
Гукер кивнул в ответ. Он знал, что его друг уже много лет думает об этой загадке природы.
По аллее навстречу им шёл Френсис, которого мать послала сказать, что завтрак подан. Мальчик имел очень смущённый вид: замечание отца в связи с этим противным пластырем не давало ему покоя. Ни слова не говоря, Дарвин привлёк его к себе, посмотрел в глаза и похлопал по плечу. Лицо Френсиса залилось краской. К счастью, Гукер шёл немного впереди и ничего не заметил. Френсис стрелой побежал в дом.
— А кстати, о яблоках. Когда я был маленький, меня очень занимали у соседа в саду яблоки; были они лучше наших или нет, не помню. Я приладил прибор…
— Прибор? — удивлённо остановился Гукер.
— Вот именно! Пристроил к длинной палке горшок и, взобравшись на ограду, подводил горшок под фрукты, потряхивая ветку. Самые спелые, конечно, оказывались моей добычей.
Гукер всё ещё хохотал от всей души, когда они вошли в дом.
— О чём вы? — спросила миссис Дарвин.
— Да вот доктор рассказал мне, — начал Гукер, — забавную историю из своего…
— Путешествия, — поспешил добавить Дарвин, подмигнув Гукеру.
После завтрака Дарвин как всегда читал газету и отвечал на письма. С тех пор, как стали издаваться его книги, к нему приходило множество писем. Да и самому часто было нужно написать какому-либо учёному или просто любителю естественных наук, чтобы посоветоваться по тому или другому вопросу.
Гостям в доме Дарвинов предоставлялась полная свобода: каждый занимался, чем находил нужным. Вместе собирались только за столом и в гостиной, чтобы слушать чтение и прекрасную игру на фортепьяно хозяйки дома.
Сегодня продолжали чтение «Айвенго» Вальтер Скотта.
Дарвин, как обычно, сидел в широком удобном кресле у камина и слушал с огромным удовольствием. Приятный голос жены, её гладкий чистый лоб, обрамлённый спускавшимися локонами, мягкий взгляд, которым она иногда обводила присутствующих, опустив книгу на колени, её мелодичный смех — всё дышало какой-то особой гармонией, покоем, уютом. Да, он очень любил свою жену и дорожил её вниманием, заботой о себе и детях. На днях ему было очень плохо. В течение нескольких ночей Эмма почти не ложилась в постель, так и сидела в кресле, всё время готовая оказать ему помощь.
