Рассказы - [8]

Мзри и не заметила, когда начертила буквы «Дж» на пыльном стекле портрета, и теперь ей казалось, что все видят их и понимают, как они там появились.

— Да, это он, бедняжка Чарли, — гордо отвечала миссис Роджерс и уже собралась развить эту тему, когда Броган неожиданно запел.

— Дайте же человеку спеть, вы что? — цыкнул О'Тул на Эйсн и Дорис, которые уселись вдвоем в продавленном кресле и всё шутили, что оно вот-вот развалится.

В кружевном платье Мэри дрожала. Было промозгло, хотя Хики растопил камин на славу. Комнату не отапливали с тех времен, когда Де Валера поставил в книге автографов свою подпись. От каждого предмета поднимался пар.

О'Тул спросил, желает ли спеть кто-нибудь из дам. Их было пять: миссис Роджерс, Мэри, Дорис, Эйсн и Кристалина — местная парикмахерша, которая для вечеринки освежила красно-рыжий цвет своих волос и говорила все, что пища для нее здесь слишком тяжела (гусь жирный, непроваренный, не нравится ей что-то яркость его мяса; она любит деликатные блюда — кусочек холодной цыплячьей грудки под пикантным соусом). Настоящее имя ее было Кармел, но, сделавшись парикмахершей, она переменила его на Кристалину и стала из шатенки красно-рыжей.

— А вы, я чувствую, поете. Правильно я угадал? — спросил О'Тул у Мэри.

— У них там в горах разговаривать-то не умеют, — сказала Дорис.

Мэри почувствовала, как лицо ее из матового делается красным. Она не стала говорить им... но фамилию отца однажды напечатали в газете, потому что он увидал куницу в молодых посадках; и дома у них пользуются вилкой и ножом, когда едят, а кухонный стол покрывают клеенкой и держат банку с кофе на случай, если кто зайдет. Она не стала говорить им ничего. Только нагнула голову, показывая, что не будет петь.

В честь брата-епископа О'Тул поставил «Далеко в Австралии»: миссис Роджерс попросила. Звуки со скрипом и скрежетом вырывались из граммофонной трубы, и Броган сказал, что и то мог бы спеть это лучше.

— Господи, суп-то мы забыли! — вскричала вдруг миссис Роджерс, бросая вилку и устремляясь к двери. Запланировано было начать угощение с супа.

— Я помогу, — сказала Дорис, впервые за весь вечер поднимаясь с места, и они пошли вниз за кастрюлей темного супа из гусиных потрохов, с утра кипевшего на слабом огоньке.

— Итак, нам нужно по два фунта с каждого мужчины, — сказал ОТул, пользуясь отсутствием миссис Роджерс, чтобы покончить с деликатным денежным вопросом (договорились внести по два фунта на вино; дамы не должны были платить: их пригласили для создания приятной, элегантной атмосферы и, разумеется, для помощи).

ОТул пошел по кругу с кепкой, и Броган сказал, что, если вечеринка в его честь, с него причитается пятерка.

— С меня причитается пятерка, но вы, я думаю, на это не пойдете, — сказал он и протянул два фунта.

Хики, сам ОТул и длинный Джон-Семга, ни разу за все время не раскрывший рта, тоже положили деньги. ОТул передал их миссис Роджерс, когда та вернулась, и предложил «засечь, чтоб не было усушки».

— Большое всем спасибо, — сказала она, засовывая их за чучело совы, стоявшее на каминной полке, под бдительным взглядом епископа.

Миссис Роджерс наполнила бульоном чашки, и Мэри поручили раздавать их. Жир каплями расплавленного золота плавал на поверхности.

— Теперь мне крышка, моя мартышка, — сказал Хики, беря свою чашку из рук Мэри; потом попросил у нее кусок хлеба, поскольку совершенно не привык есть суп без хлеба. — Послушай, Броган, — обратился он к богатому приятелю, — теперь, когда ты человек со средствами, куда ты денешь свои деньги?

— Правда, куда? — сказала Дорис.

— Ну, например, — ответил Броган, подумав, — мы сделаем некоторые преобразования в доме...

В доме у Брогана никто из присутствующих не был: дом находился в Адере, за тридцать миль отсюда, на краю Лимерика. Никто не видел также и его жены, которая, как надо было понимать, жила там постоянно и держала пчел.

— Какие преобразования? — спросил кто-то.

— Обставим, например, гостиную и разобьем цветник.

— А еще что? — спросила Кристалина, думая о всех шикарных платьях, которые накупила бы за эти деньги. Платьях и безделушках.

— А потом, — сказал Броган, опять подумав, — может, даже съездим в Лурд. Не знаю еще, как получится.

— Руку дала бы себе отсечь ради поездки в Лурд! — сказала миссис Роджерс.

— И возвратилась бы опять с двумя, — сказал Хики, но никто не обратил на него внимания.

ОТул налил четыре неполных стакана виски и, отступив немного, проверил уровень во всех стаканах — мужчин всегда ужасно волновала возможная несправедливость при распределении спиртного. Затем расставил бутылки с крепким портером по шесть штук в четырех местах стола и показал каждому из кавалеров, где то, что ему причитается. Для дам был приготовлен джин и апельсиновая.

— Мне только апельсиновой, — сказала Мэри.

— Не будьте такой паинькой, — сказал ОТул и, когда Мэри отвернулась, подлил ей в стакан джину.

Выпили за здоровье Брогана.

— За Лурд, — сказала миссис Роджерс.

— За Брогана, — сказал О'Тул.

— За меня, — сказал Хики.

— Холера тебе в бок, — сказала Дорис, немного захмелевшая от приложения к сидру.

— Не знаю, как насчет Лурда, — сказал Броган, — а вот гостиную обставим обязательно и разобьем цветник.