Рассказы о большом мире - [39]
Не успел я повнимательнее рассмотреть место, в котором очутился, как меня словно накрыло новым, ярким, мощным, сбивающим с ног, чувством.
Это был настоящий эмоциональный оргазм. Каждый мой нерв запел о любви, каждая клеточка кожи занежилась в чувственной ласке, потрясая доселе неведанными возможностями обострённого восприятия.
Словно ветер подхватил меня на невидимые руки и принялся плавно покачивать на волнах блаженства, очаровывая чудесной музыкой и палитрой потрясающих ароматов. В одно мгновение я органично влился в шёпот диких трав, превратился в танец журавлей на фоне рыжего заката, сверкающего в зеркальной озёрной глади, стал нежным взглядом матери, впервые узревшей своего младенца.
Я стал морским бризом, что гладит тёплое побережье, вобрал в себя всю зелень сочной цветущей долины, всю синеву лазурного неба, всю белизну облачной пены, превратился в запах цветущего миндаля. С головой погрузился в пучину древнего океана, тут же, широко раскинув руки, взлетел в космос, обогнул галактику в стремительном полёте меж звёзд и, вернувшись на Землю, эхом отразился в горном ущелье, растворившись в свежести вечернего ветра.
И тут, не теряя ощущения неземного счастья, счастья совершенно беспричинного, заполонившего меня целиком, я ощутил её.
Зрение подарило мне безусловную, истинную, безоговорочную красоту грациозной женщины, что спускалась с зелёного холма, ступая босыми ногами по усеянной мелкими камушками козьей тропе.
Обоняние вмиг насытило меня ароматом утренней росы на спелых апельсиновых листьях, словно пустой сосуд, заполонило меня запахами орхидей и растворило тонкую человеческую оболочку.
Слух усладили звуки божественной акустики исполняющей неведомый шедевр с переливающимся в унисон ему птичьим многоголосьем и горячим шёпотом сотен стонущих от наслаждения женщин.
Осязание наградило нежностью морской волны, ласкающей тело касаниями бархатистых крыльев тропических бабочек и лёгкостью пушистых одуванчиковых шапок.
Вкус даровал мне манговые поцелуи прелестных нимф, прохладные и сладкие, точно сливочное мороженое, дерзкие, словно взмахи ресниц юной бунтарки и сочные, как сердцевинная мякоть спелой дыни.
И было ещё что-то, полагаю, то самое пресловутое шестое чувство, что наградило меня интуитивным предвкушением неземного блаженства.
Я умер и заново родился, испарился и конденсировался, выпав каплями весеннего дождя на спящий ночной город, узрел бесконечность Вселенной и замер, слушая тишину долей секунд.
С каждым шагом этой женщины чувства играли мной, как ветер её волосами, искрились, точно новогодние фейерверки, награждали меня приливами и отливами разнообразных потрясающих эмоций и заставляли считать себя богом.
Я стал абсолютно свободным, независимым от памяти и прежнего опыта, погрузился в нирвану, отринув страсти, желания и печали.
Словно наблюдая снятый рапидом кинофильм, я наслаждался её походкой, плавной и утончённой, её мягкой искренней улыбкой, не желая вообще ничего. Абсолютно ничего. Ибо всё, о чём я когда-либо мечтал, начиная с самого момента рождения, я получил в один миг в чистейшем, выкристаллизованном виде.
Она подошла ко мне и протянула обнажённую руку к моей небритой щеке. Подушечками длинных, тонких пальцев коснулась моих губ, и я метеором обогнул Землю, увидев всё многообразие жизни на ней, включая мельчайших микроорганизмов.
Затем я потерял сознание. И это тоже было безумно приятно.
Когда я очнулся, солнце уже коснулось горизонта, нарисовав на озёрной ряби малиновый след с брызгами розового шампанского. Я полулежал на тёплой траве, прислонившись к стволу оливы, и наблюдал за птичьей стайкой, чёрными галочками пересекающими рыжий ореол закатного солнца. Лёгкий ветер нежно трепал листья над моей головой, шумел в кроне, а тело моё наполнило чувство приятной расслабленности.
Некоторое время я созерцал красоту этого чудесного места, слушая пение ветра и не пытаясь освободиться от охватившей меня истомы.
И как только сумерки заполнили собой долину, а в тёмно-синем небе проклюнулись первые звёзды, я чётко осознал, что не хочу возвращаться домой. Что мне откровенно плевать на то, с кем сейчас проводит время моя бывшая, что меня совершенно не интересуют деньги и собственная карьера. Меня вообще ничего не интересовало в моей прошлой жизни.
Я хотел назад.
В ощущение неземного счастья.
В сладость манговых поцелуев и космические полёты.
В нежные ароматы цветов и лёгкость воздушных волн.
Ничего больше я не хотел.
И как только я осознал, что за плату взял с меня Сатана, я рассыпался осколками боли и страдания по чёрному ковру широкой долины, уже посеребрённой лунным светом и погрузившейся в колыбельную цикад.
Мне казалось, что в своём вмиг воспалившемся мозгу я слышу мерзкий смех коротышки, что он натянул мои нервы вместо струн на огромной многострунной виолончели и елозит по ним корявым смычком. Это было невыносимо.
Во тьме ночи я, покрывшись испариной, катался по земле, страдая от душевной боли, мучаясь от воспалённого рассудка, что просил ещё. Ещё чуть-чуть. Самую малость. Хотя бы на минутку…
Ну что вам стоит….
Ну что вам стоит…
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.