Рассказы о большом мире - [36]
Он не верит, это заметно. Щурится, всматриваясь в мои глаза, вздыхает и быстрым шагом выходит за дверь.
За боковым окном автомобиля мелькают разноцветные вывески, люди и чуть реже фонари. Недвижный затылок водителя передо мной интересуется, боксёр ли я.
Я молчу, нащупывая в кармане пачку гладких, свежих купюр и старательно игнорируя головную боль.
Он повторяет вопрос.
– Нет, – сухо говорю я. – Проститутка.
Он смеётся, словно я пошутил.
Второе желание
«Заведение для маргиналов» – вот, как стоило бы назвать этот прокуренный бар с тусклым светом круглых настенных ламп и загаженным туалетом. А вовсе не «Танцующий барон». Ни одна из уважающих себя особ голубых кровей из-за банальной брезгливости сюда бы даже не вошла, не говоря уже о том, чтобы потанцевать или пропустить бокал-другой дешёвого пойла, названного в меню полусухим вином. Менеджер суетился с колонками, но всё было бесполезно – звук не появлялся, а потому посетители напивались без музыкального сопровождения. Редкое покашливание, чуть более частые взрывы пьяного смеха и непрерывный гул, свитый из десятков голосов – вот под какую музыку я пытался забыться в ту ночь.
После второго бокала «Отвёртки» я почувствовал себя немного веселее, если можно так назвать улучшение состояния общей подавленности. Сизый дым сплошной пеленой стоял перед глазами, нос привык к затхлому воздуху, дыму и мешанине запахов разной степени отвратности, и я сосредоточился на молчаливом спаивании себя любимого. Конечно, грамотнее было бы истратить последние деньги на водку, но при одном её виде желудок поднимался к гландам и я с трудом сдерживал рвотные позывы. А с апельсиновым соком всё было не так уж и плохо.
Я пил уже четвёртую ночь. Последние три – именно здесь, в «Танцующем бароне». Располагался бар в цокольном помещении соседнего с моим дома, дешёвые цены соответствовали качеству напитков – вполне приемлемо для человека в моём положении. Днём я отсыпался, прерываясь только на то, чтобы утолить жажду водой из-под крана. Планов не было никаких и смущало лишь то, что завтра будет не на что пить.
Я не искал компании, компания нашла меня сама.
Он сполз со стула около барной стойки и направился в мою сторону. Толстый коротышка с кривыми ножками и сверкающей в свете ламп лысиной. Улыбаясь, подошёл к моему столику и елейным голоском вопросил:
- Могу я присесть?
Я безразлично пожал плечами. Коротышка расценил мой жест, как согласие, и уселся напротив. Поёрзав, он устроился поудобнее, вынул из кармана пиджака медный портсигар и нарочито резво повертел его в руках, явно привлекая моё внимание.
Тихо, слегка похрипывая, заиграла джазовая мелодия. Менеджер горделиво осмотрел зал, наслаждаясь пьяными улыбками довольных клиентов.
- Курите? – спросил коротышка.
Он, словно свинка, то и дело зыркал маленькими чёрными глазками по сторонам. Казалось, что они живут самостоятельной жизнью.
- Курю, но у меня свои, – сказал я, постучав пальцем по пачке, лежащей на столе.
Он усмехнулся.
- Знаете, я могу со стопроцентной точностью сказать, о чём вы сейчас думаете.
Я вопросительно вскинул брови и внимательно посмотрел на него.
- Мало того, что в кармане нет денег и ночка выдалась поганой, так ещё этот низкорослый толстячок чего-то от меня хочет. Угадал?
Тоже мне «удивил». Эта стопроцентная точность напрашивалась сама собой, достаточно было оглядеть мой помятый вид и понять, что я пью тут один.
- Переходите к делу, если оно у вас есть.
- Есть, – сказал он, закуривая. – Собственно говоря, я хочу предложить вам сделку.
- Какого рода?
- Помогу забыть вашу подругу, что сейчас сладостно стонет в объятиях другого мужчины и подарю счастье. Впрочем, “подарю” не совсем верное определение. Просто я способен сделать вас счастливым. Да что там вас, любого человека.
Только психа мне сегодня не хватало. Даже спокойно налакаться в этом вонючем баре не дали. Я поискал глазами охранника. Он с каменным лицом недвижимо стоял возле входа – чистый истукан.
- Нет-нет, я не шизофреник, господин Смычков.
Становится всё интереснее и интереснее. Этот уродец знает мою фамилию.
- Мысли читаете? – не скрывая издёвки, поинтересовался я.
- Бредовое выражение, – скривился коротышка. – Мысли – это чувственные образы, их нельзя читать. Чувствовать – да. Или вы полагаете, что они лишь те образы, что вы мысленно облекаете в слова?
Нет, он явно не в порядке. И я как-то очень уж быстро начал уставать от его присутствия рядом.
-Послушайте, – сказал я, – Шли бы вы подобру-поздорову. Свободных столиков полно.
- Фи, как грубо, – ухмыльнувшись, сказал он. – А ещё интеллигентный человек… О темпора, о морэс… Знали бы вы кто я, не торопились бы посылать.
Я допил остатки коктейля и равнодушно спросил:
- Ну и кто вы?
Он гаденько улыбнулся.
- А вы не испугаетесь?
- Идиотский вопрос.
- Ну, так что – сказать?
- Валяйте.
- Сатана, – гордо сказал он и расплылся в довольной улыбке.
Я выпятил нижнюю губу и закивал головой. Пора звать охранника. Пускай проводит его на выход. А псих он или просто перебрал – пускай сами разбираются.
- Неа, не надо его звать.
- Кого?
- Охранника.
Сказав это, он выпустил пару дымных колечек, полюбовался на них и почесал ухо.
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.