Рассказы ночной стражи - [39]

Ранение сенсея — другое дело.

Ясухиро в суд не явился. Он едва начал вставать с постели, мы с Цуиёши уговорили его составить письменные показания, которые заверили в суде. Стоя на коленях в круге белого песка — символе правды и чистоты — Камбун за всё время произнёс два жалких слова. В ответ на вопрос судьи, признаётся ли он в нападении на Ясухиро Кэзуо, подсудимый ответил: «Да, признаю».

Судье этого хватило. Камбуну определили наказание: два года тюрьмы. «По году за слово, — подумалось мне. — Хорошо, что мой родственник молчалив!» На месте Камбуна я бы тоже не стал запираться. Без признания нет приговора, но если обвиняемый упорствует, признание у него выбивается пытками. Откажись Камбун, и завтра его бы начали придавливать камнем.

Лучше признаться здоровым, чем калекой.

В тюрьму у нас сажают редко. Чаще ссылают: с клеймением и лишением имущества либо только с лишением. Если вина невелика — на один из северных островов. Если вина заслуживает казни — на остров Девяти Смертей, откуда не возвращаются. Если же преступление из лёгких, простительных — присуждают штраф. Простолюдинов, случается, отправляют на принудительные работы. Женщин — в весёлые кварталы, ублажать мужчин весь срок, определённый в приговоре…

Тюрьма — редкость, но для Ивамото Камбуна сделали исключение. Два года тюрьмы без клеймения и лишения имущества. И вот, не прошло и двух месяцев, как я снова вижу Камбуна: на коленях, в круге белого песка. Судья, кстати, тот же самый, и Цуиёши сидит в первом ряду: ждёт, когда его вызовут.

Что тут происходит?!

Сказать по правде, я пришёл в суд совсем по другому делу. Но теперь, присев у входа за спинами дюжины любопытствующих, решил держать уши и глаза открытыми.

Судья на возвышении заглянул в какой-то свиток, нахмурился и с раздражением оглядел присутствующих, словно впервые их заметил. «Вы! — читалось в его взгляде. — Лентяи и сплетники! Это суд, а не цветущая сакура! А ну, пошли все вон!»

Однако вслух судья ничего не сказал. Никто, разумеется, и не подумал уйти, хотя насчёт сплетников судья был прав: именно такая публика здесь и собиралась. За исключением, понятное дело, родни обвиняемых, свидетелей и государственных служащих, вроде меня.

— Вызываю Ясухиро Цуиёши по делу Ивамото Камбуна.

— Я здесь, господин судья.

Цуиёши опустился на колени в трёх шагах от помоста.

— Вы передали в суд письмо от вашего отца, Ясухиро Кэзуо?

— Да, господин судья.

— Вот его содержание.

Развернув свиток, судья громко прочёл:

«Я, Ясухиро Кэзуо, заявляю, что мои предыдущие показания были истолкованы неверно. Между мной и Ивамото Камбуном произошёл честный поединок по обоюдному согласию. Никаких претензий к господину Ивамото я не имею».

Он снова обратился к Цуиёши:

— Вы подтверждаете, что это написано рукой вашего отца?

— Да, господин судья.

— Это его официальное заявление?

— Да, господин судья.

— В таком случае объявляю о пересмотре дела Ивамото Камбуна. Принимая во внимание заявление Ясухиро Кэзуо, я снимаю с Ивамото Камбуна обвинение в преступном нападении и объявляю его невиновным. Оправданный, вы даёте обещание не нарушать впредь общественный порядок?

Я не поверил собственным ушам. Пересмотр дела?! Камбун, его действия, ложное заявление правдолюбца-сенсея — всё это я ещё мог принять. Но сам факт пересмотра дела, обвинение, превратившееся в оправдание — это было неслыханно!

Камбун медлил с ответом. В свете двух масляных фонарей, размещённых справа и слева от помоста, фигура моего безумного родича отбрасывала резкие тени. Они наискось перечёркивали зал суда. Перечёркивали всё, что до сего момента казалось незыблемым, как Красная гора, увенчанная замком князя.

— Обещаю. С одной оговоркой.

— Какой же?

— Если защита моей чести вынудит меня нарушить порядок, я его нарушу.

Теперь замолчал судья. Внешне он выглядел бесстрастным, разве что мрачнее, чем в прошлый раз, когда я его видел. Но по тому, как исчертили его лицо острые, злые морщины, как играли желваки на скулах, делалось ясно: судья переживает миг величайшего позора. Отменить собственный приговор?! После такого лишаются должности! Вспарывают себе живот, кровью смывая бесчестье!

— Освободите его.

Стражники принялись снимать с Камбуна цепи. Железо громко лязгало в мёртвой тишине. Поднявшись на ноги, Камбун поклонился судье и деревянной походкой направился к выходу: богомол-убийца в грязном кимоно. Даже в лохмотьях никто не принял бы его за нищего бродягу. Достаточно взглянуть Камбуну в лицо — и поскорее отвести взгляд.

Я не отвёл.

Без сомнения, он заметил меня, но никак этого не показал.

— Рассматривается следующее дело. Введите арестованного Сабуро по прозвищу Тэнси.

Собственно, за этим я и пришёл в суд. Дело проходило сразу по двум ведомствам: обычные преступления, что находятся в ведении полиции, и преступления, связанные с фуккацу. Я допрашивал мельника, мне господин Сэки и велел присутствовать в суде.

Когда ввели гейшу, чьё тело теперь занимал Тэнси, зрители оживились. Поползли шёпотки, сальные шутки, но мне сейчас было не до пустой болтовни. Почему судья изменил приговор? Почему сенсей написал ложное заявление?! Почему они оба решились на позор, после которого один выход — покончить с собой?!