Рассказы ночной стражи - [35]
— Хидео-сан?
— Иду. Что-то заметили?
— Нет, ничего.
— Идём дальше.
Проулок выводит их к причалам.
Тихо, пусто. Лунные блики на воде. Лодки качаются у пристани. Снег припорошил причалы. На девственной белизне тёмная груда тряпья выглядит особенным уродством.
Почему снег не присыпал эту кучу? Она что, появилась здесь недавно?
— За мной!
Хидео направляется к подозрительному тряпью. Останавливается, не дойдя пары шагов. Нисимура поднимает фонарь повыше. В рыжеватом свете груда обретает очертания человеческого тела. Пламя в фонаре дрожит от порыва ветра. Чудится, что человек, распростёртый на снегу, шевелится.
Нет, показалось.
Просто тряпьё.
ПОВЕСТЬ О ДЕРЕВЕНСКОМ КЛАДБИЩЕ И ПОСЛАНЦЕ НЕБЕС
.
...
Нет такого омерзительного поступка, какому не нашлось бы благородное оправдание.
«Записки на облаках»
Содзю Иссэн из храма Вакаикуса
Глава первая
МЕЛЬНИК И ГЕЙША
1
«Лучшие люди!»
— Тихо!
Торюмон Хидео, старшина караула ночной стражи, замер на месте. Шедший позади Икэда едва не налетел на старшину. Отчаянно взмахнул руками, ловя равновесие: так суматошно хлопает крыльями гусь, поскользнувшись на льду. Даже не подумав высмеять или обругать сослуживца, Хидео вслушивался в ночь.
Показалось? Нет?
Хрустнул снег под тяжкими шагами Нисимуры. В отличие от Икэды, Нисимура ходил с превеликой осторожностью. Вот, остановился. Глянул на старшину, поднял фонарь над головой.
Тишина. Наконец-то тишина.
На Оониси, Большой Западной улице, плавали кляксы света от масляных фонарей: редкие, зыбкие. В пространстве между ними царила тьма. Нет, Хидео не померещилось: в этой неприятной тьме определённо что-то двигалось. Вновь послышался хруст снега, теперь уже далёкий. Мелькнула смутная тень. Пропала, возникла опять. Качнулась, словно от порыва ветра, вот только ветра не было. Фонари — тот, что в руке Нисимуры, и те, что висели над воротами — горели ровно. Тени не шевелились, лежали смирнёхонько, будто приклеенные к мостовой.
Лишь этой одной не сиделось на месте.
— За мной, — вполголоса велел Хидео. — Быстро!
Можно ли спешить и не шуметь? Эхо отдавалось от стен и заборов. Снежная каша, подтаявшая днём, к ночи схватилась шершавой ледяной коркой. Корка эта, будь она проклята, отчаянно трещала и скрипела. Пыхтение Нисимуры слышали, небось, в храме Вакаикуса и молились будде за спасение от чудовищ-людоедов. Если это злоумышленник, с неудовольствием подумал старшина, он уже десять раз удрал. Нырнул в ближайший проулок, ищи-свищи его теперь в темноте.
Впереди послышалось неразборчивое бормотание. В пятно света шагнула тёмная фигура. Качнулась, сделавшись похожа на моряка, который пытается устоять на шаткой палубе в шторм. Некая сила увлекала человека к ближайшему забору. Отказавшись от сопротивления, человек почти упал на забор — и замер, вздыхая с немалым облегчением.
— Ночная стража! Назовите себя.
— С-с-ст-тража?
— Кто вы такой? Что здесь делаете?
Хидео уже знал ответ на второй вопрос. Саке, чеснок, имбирь, жареная рыба… Букет определялся за пять шагов, стоило лишь потянуть носом. От забулдыги разило так, словно в саке он искупался, а чесноком натёрся с головы до пят.
— С-стража! Как я рад в-вас видеть!
В голосе ночного гуляки сквозило искреннее умиление.
— Кто. Вы. Такой? — повторил Хидео, отделяя слово от слова.
За спиной кашлянул Икэда, пытаясь сдержать смешок.
— Я?! Вы н-не з-знаете?!
— Я вас не знаю. Назовитесь.
— Надо же! Вы — и н-не знаете? Казуки я!
Пьяница гордо выпятил грудь и едва не упал:
— Казуки Три Бани!
Казуки? Владелец трёх городских бань? Богатый человек, по слухам. Одет прилично, похоже, не врёт. Куда ему врать: саке только что из ушей не льётся!
— Где вы живёте?
— З-здесь. Где-то з-здесь…
— В этом квартале?
— О… О… Оониси!
— На улице Оониси?
— Да!
— Мы сейчас на улице Оониси. Скажите, где ваш дом, и мы вас проводим.
— Н-не знаю… Я не знаю!
Казуки шмыгнул носом. Из глаз его градом хлынули слёзы.
— Я ищу, ищу… М-мой дом! Мой дом пропал!
— Ваш дом в конце улицы? В начале?
— В начале конца. В-возле порта! В-второй с краю.
— Справа? Слева?
— С-справа… Н-нет, с-слева.
— Вы шли в другую сторону.
— Да?!
Изумление владельца бань было неподдельным.
— Идёмте, мы вас проводим.
— Да! Поспешим же!
На радостях Казуки попытался обнять Хидео — и наверняка сбил бы старшину с ног, если бы Икэда с Нисимурой не подхватили гуляку под руки.
— Несите его, — велел Хидео. — Сам не дойдёт.
Меньше всего ему хотелось доставлять пьяницу домой. Купаться в перегаре, который окружал Казуки плотным, почти осязаемым облаком? Ну уж нет! Но разве можно бросить гуляку на улице? Заблудится, свалится, заснёт и замёрзнет насмерть. Оно хоть и весна, да ранняя, морозец тот ещё.
По дороге Казуки не уставал петь хвалы своим спасителям. Это хотя бы отчасти скрасило путь. Увы, близость дома придала Казуки сил: его бормотание сделалось громче, а там и вовсе превратилось в громогласные выкрики. Все попытки утихомирить счастливого баневладельца пропадали втуне:
— Лучшие люди!..
— Пожалуйста, не кричите.
— Ночная стража!
— Угомонитесь, просим вас.
— Лучшие, да!
— Не мешайте людям спать.
— Банзай!
Хлопнули ворота. На улицу выбежал молодой человек, высоко поднял над головой фонарь. На лице юноши явственно читалась тревога.
