Рассказы - [3]
-"Ну как же , какой ребенок – вот этот самый ." А она – "Не знаю никакого ребенка" - и все тебе . Но Витек – парень не промах , метнулся к шоферу – " Брат , - говорит, - ты свидетель, она мне своего мальца подкинула , заставь ее обратно его забрать . А водила , такой дядька пузатый , сидит и отвечает ,- "Ничего не видел , ничего не знаю . Свезу я вас в милицию – там и разбирайтесь." А сам этой бабе подмигивает . Тут-то все понял Витек , все до мельчайших подробностей – это вилы . Сидеть этому карапузу на его шее до самой смерти .
Приехали в милицию , разбудили дежурного , вышел он на улицу , пьяненький , с дубинкой . Витек ему – так и так . А тот стоит , зевает и дубинкой по ноге хлопает , будто напугать хочет . Потом так , в упор бабу спрашивает , - "Твой ребенок?" А та вдруг как заплачет , нет , говорит и на Витька показывает – вот , мол , хулиган пристал , свое дитя ей сбыть хочет . А водила , чтоб от него до конца дней чесноком пахло , все ее показания лживые подтвердил слово в слово . В общем – пиздец . Выписал мент Витьку штраф – тридцатник – и отпустил . Поплелся Витек , грустью томимый , обратно в Ольгино . А малец проснулся и орать начал . Больше всего не любил Витек , когда дети плачут . Сунул он ему в рот зубчик чеснока , тот и затих , а через полчаса взял да и помер . Витьку так худо стало , что уж и жить расхотелось . Завернул он в одеяло с малым два кирпича да и бросил в пруд . Плакал , шел , всю дорогу . Пришел под утро и повесился на чердаке . Ползет белый туман через чердачное окно , распахнутое настежь , облизывает остывающие ноги Витька . Липнет , как вата , к закостеневшим рукам и капельками росы капает с пальцев на половичек .
Стоял погожий апрельский денек . Народ с субботника возвращался . Мужики с красными бантиками на груди песни пели , веселились . Ну а чего ж? Дармового "Крюшона" нахлебались в три пуза .
А Крант со Шнапсом и Куртом сидели в детском грибке у 110-го дома и поминали Витька . Разговоры вели какие хотели . Смелые люди , эти Курт со Шнапсом , молодые , все им нипочем . Чесноку по пять головок залудили и кроют строй советский матом трехэтажным . Тут из кустов баба-коммунистка старая вынырнула , орать начала . Вот – де наркоманы у детсадика притон устроили , закона на вас нет . Орала-орала , не вытерпел Крант , поднялся во весь свой рост и будто вырос среди деревьев . Поднял ручищу , рванул рубаху на груди и говорит так : "Заткнись , старая , всю жизнь червяком ползала , ждала лучших времен – не дождалась , ласты склеивать пора . А мне от ваших ожиданий проблеваться хочется . Не придумать вам на нас закона , не изничтожить в народе аппетит чесночный , как не затмить вам солнца , как не повернуть вам реки вспять. На том стою , с тем и в тюрьму сяду .
Сказал это и зашагал по улицам и площадям . Грыз себе чеснок , сколько хотел , и мусорил везде шелухой чесночной.
Одна из кумарных историй
«Сколько ни живи, а все равно сдохнешь!»
Юрий Иванович.
Затырканный жизнью, как старая партизанская лошадь, Леха - Праздник ранним утром пошел в лес – стреляться. Ружбайку, 16 калибр, взял у папаши, в диване на веранде. Патрон папковый, новенький – не хуй голландский с тральщика, безотказная штука. Спецовку рабочую одел (а фигли хорошим вещам пропадать), калоши – материны, дырявые – на босу ногу. За ружбайку Леха не волновался: решил, что быстро его найдут. Жалко родичей, а хули сделаешь, может с башкой что не так. До того в лом жить стало.
Калитку на крючок закрыл – не холодно. Август на дворе. Пес Соболь спозаранок из будки вылез, гавкнул для понта. «Ладно, не ори»,- Леха ему сказал. Соболь обнюхал пустую миску, помахал хвостом, как павлин - мавлин перьями, и обратно полез. Ленивый гад.
Пошел переулком к речке Суйге. Речкой-то назвать смешно, метров пять шириной, спьяну на мотоцикле в некоторых местах форсировать можно, как два пальца обоссать. Но зато на омуте не фиг дергаться - что Байкал. Ну да ладно. Трагедия ведь. За просто так, в 23 года, не пойдешь со смертью трахаться. Чего там у него случилось – сам не знаю. Из города приехал – пил, все песни какие-то на гитаре играл. Парень - то душевный, попиздеть мастак, да и руки вроде не из жопы растут. Только с перепою, видно, крыша двинулась. Солнце, огромной перезревшей брусничиной, торчало на макушках елей, ветерок прохладный, речка журчит. По бревнышку на ту сторону перебрался и – в тайгу. Далеко не пошел. Метров семьсот, а дальше - на хуй нужно, все одно ведь собаки сегодня - завтра отыщут - выть начнут. Покруче любой милиции.
Зашел в пихтач, под ногами чавкает болотце, а хули? Выбрал место посуше, уселся на валежину, курнул, повздыхал о чем - то, плюнул в мох. Пора. Патрон из кармана выудил, лизнул капсуль (зачем-хер знает),зарядил ружье. Калошу пульнул с правой ноги вверх – она бумерангом по веткам зашелестела и плюхнулась где-то тут-же. Грудиной, левой стороной, на дуло навалился, большим пальцем ноги курок поймал и что-то захолонуло внутри. Страшно стало. Чегож страшного? Чуть помешкай – и уже не сможешь себя убить. А хуй с ним! Даванул ногой. Хлесь! Звук такой, будто малыша по голой жопе со всего маху – ладошкой. Ну, в общем, пиздец – осечка вышла. А второй раз стреляться только мусульманин в ущелье окруженном станет.
Сюрреалистичный рассказ, небольшая фантазия с вкраплениями галлюциногенного реализма и пейзажной лирики. Содержит нецензурную брань.
Серега Гуменюк – совершенно обычный парень-работяга. Таких, как он, тысячи в любом провинциальном городке. Мать Сереги работает машинисткой конвейера аглофабрики металлургического комбината. Отца посадили, когда Сереге было три года, и с зоны тот так и не вернулся. Сам Гуменюк-младший тоже прожигает жизнь на комбинате – работает бетонщиком третьего разряда, а в свободное время предпочитает заниматься традиционным развлечением рабочего класса – беспробудным пьянством… Кто-то называет таких, как Серега Гуменюк, потерянными для общества.
Был жаркий день в Вирджинии, во время Великой Депрессии, когда автобус сломался на пустынной лесной дороге. Пассажирам было сказанно, что ремонт продлится до завтра, так что… Что они будут делать сегодня вечером? Какая удача! Просто вниз по дороге, расположился передвижной карнавал! Последним человеком, вышедшим из автобуса, был писатель и экскурсант из Род-Айленда, человек по имени Говард Филлипс Лавкрафт…
Высокий молодой человек в очках шел по вагону и рекламировал свою книжку: — Я начинающий автор, только что свой первый роман опубликовал, «История в стиле хип-хоп». Вот, посмотрите, денег за это не возьму. Всего лишь посмотрите. Одним глазком. Вот увидите, эта книжка станет номером один в стране. А через год — номером один и в мире. Тем холодным февральским вечером 2003 года Джейкоб Хоуи, издательский директор «MTV Books», возвращался в метро с работы домой, в Бруклин. Обычно таких торговцев мистер Хоуи игнорировал, но очкарик его чем-то подкупил.
Два великих до неприличия актерских таланта.Модный до отвращения режиссер.Классный до тошноты сценарий.А КАКИЕ костюмы!А КАКИЕ пьянки!Голливуд?Черта с два! Современное «независимое кино» — в полной красе! КАКАЯ разница с «продажным», «коммерческим» кино? Поменьше денег… Побольше проблем…И жизнь — ПОВЕСЕЛЕЕ!
Книга? Какая еще книга?Одна из причин всей затеи — распространение (на нескольких языках) идиотских книг якобы про гениального музыканта XX века Фрэнка Винсента Заппу (1940–1993).«Я подумал, — писал он, — что где-нибудь должна появиться хотя бы одна книга, в которой будет что-то настоящее. Только учтите, пожалуйста: данная книга не претендует на то, чтобы стать какой-нибудь «полной» изустной историей. Ее надлежит потреблять только в качестве легкого чтива».«Эта книга должна быть в каждом доме» — убеждена газета «Нью-Йорк пост».Поздравляем — теперь она есть и у вас.