Меня учили песнопениям и заклинаниям — как остановить кровь из раны и разным прочим тайнам. Колдуну положено быть посвященным во множество тайн — так говорит отец.
Если охотники считают, что мы все делаем при помощи песнопений и заклинаний, пусть себе считают, так даже лучше. Меня учили читать в древних книгах и выводить древние письмена — это трудно и долго. Знания приносили мне радость — словно огонь, горящий в сердце. Больше всего я любил слушать истории о прежних временах и о богах. На многие свои вопросы я не мог найти ответа, но все равно задавать их было надо. По ночам я лежал без сна и слушал ветер — мне казалось, что это голос богов, летящих в воздухе.
Мы не такие дремучие, как «лесные люди» — наши женщины прядут шерсть, наши колдуны носят белые одежды. Мы не питаемся личинками короедов, мы не забыли древние письмена, хотя понимаем их с трудом. Но знание и незнание жгли меня изнутри — я желал знать больше. Когда я наконец вырос, то пришел к отцу и сказал:
— Мне пора отправляться в Путешествие. Дай мне свое благословение.
Он смотрел на меня, поглаживая бороду, долго молчал, потом промолвил:
— Да. Время пришло.
В ту ночь в молитвенном доме я просил очищения и обрел его. Тело мое болело, но дух превратился в хладный камень. Отец сам взялся расспросить меня о моих снах.
Он велел мне глядеть в дым над костром и узреть — и я узрел и говорил. Я видел то, что всегда: реку, а за ней — громадное Мертвое место, и в нем — прогуливающихся богов. Я всегда о нем думал. Глаза отца были суровы, когда я отвечал ему — он был сейчас не мой отец, а колдун.
— Сильный сон, — сказал он.
— Этот сон — мой, — сказал я, а дым носился в воздухе, и голова у меня плыла. В соседней зале затянули Песнь звезд, и в ушах словно гудел пчелиный рой.
Отец спросил меня, как боги были одеты, и я сказал. Мы из книг знаем, как одевались боги, но я видел их так, словно они вживую стояли передо мной. Когда я закончил, он три раза раскинул гадательные палочки и внимательно проследил, как они падают.
— Очень сильный сон, — повторил он. — Он пожрет тебя.
— Я не боюсь, — сказал я, глядя ему в глаза. Мне показалось, что голос у меня срывался, но это от дыма.
Отец дотронулся до моей груди и лба. Потом вручил мне лук и три стрелы.
— Возьми. Завет велит не идти на восток. Завет велит не переходить реку. Завет велит не ходить в Место богов. Вот что велит завет.
— Вот что велит завет, — повторил я, но говорил мой голос, а не мой дух. Отец опять пристально посмотрел на меня.
— Сын мой, — сказал он. — Когда-то и мои сны были юными. Если твои сны не пожрут тебя, ты можешь стать великим колдуном. Если пожрут, ты все равно мой сын. Теперь ступай и собирайся в путь.
В дорогу я ушел постясь, как предписал закон. Страдало лишь тело, но не душа. Когда занималась заря, деревня уже скрылась из виду. Я молился и совершал обряд очищения, ожидая знака. Знаком стал орел. Он летел на восток.
Иногда знаки посылаются злыми духами. Я ждал, сидя на плоском камне, без пищи — по-прежнему держал пост. Мое тело было неподвижно, я чувствовал небо надо собой и землю внизу. Солнце уже опускалось за горизонт, когда три оленя пересекли долину с запада на восток — они не стали обращать на меня внимания или не заметили. С ними был белый олененок — очень благоприятный знак.
Я следовал за ними на отдалении, ожидая, что случится дальше. Сердцу становилось тревожно при мысли, что я иду на восток, но я знал, что должен идти. От голода в голове шумело — я даже не увидел, как на олененка прыгнул ягуар. Но не успел я опомниться, как в руке у меня оказался лук. Я закричал, и ягуар поднял голову от своей жертвы. Нелегко убить ягуара одной стрелой, но моя стрела прошла ему сквозь глаз и застряла в мозге. Зверь попытался прыгнуть — и упал замертво, скребя по земле когтями. Тогда я понял, что мне предназначено двигаться на восток. С наступлением ночи я сложил костер и поджарил мясо.
На восток восемь солнц пути, и миновать надо множество Мертвых мест. «Лесные люди» боятся их, но мне не страшно. Однажды ночью я разжег огонь на краю Мертвого места, а на следующий день в мертвом доме нашел хороший нож, лишь немного тронутый ржавчиной. По сравнению с тем, что было дальше, — не так много, но я почувствовал себя увереннее. На охоте он находил зверя раньше, чем стрела, а когда я дважды миновал отряды «лесных людей», они меня даже не почуяли. Так я узнал, что магия моя сильна и путь свободен, пусть я иду наперекор велению завета.
Когда катилось к закату уже восьмое солнце, я вышел к берегам великой реки. До нее было полдня пути после того, как мне пришлось сойти с дороги богов — мы больше не пользуемся дорогами богов, потому что поверхность растрескалась на отдельные камни, и по лесу идти безопаснее. Еще издалека за деревьями стало видно воду, но лес был густым. Наконец я вышел на открытое пространство на вершине скалы. Подо мной спящим на солнце гигантом распласталась великая река. Бесконечная и необъятно широкая. Она могла бы поглотить воды всех известных нам ручьев и не утолила бы своей жажды. Она звалась У-дзон — Священная река, или Долгая река. Ни единый человек моего племени не видел ее, даже мой отец, колдун. Здесь была магия, и я молился.
