Рассказы - [5]

А из его обширной, будто кузнечные мехи, груди выкатываются, громыхая, распевы, ими славит кам горы родные и реки, зовет на помощь души гордых предков. И на небе слышно это, и на земле, и под землею.

Все гремит, грохочет, все звенит, трещит, все кружится и кружится...

Потом к высоте и глубинам обращается знаменитый, осыпанный почестями кам, чье имя запрещено произносить, а дорогу — пересекать. И тоже на небе слышно это, и на земле, и под землею.

-Э-э-эй!

О вы,

Льющие на нас благодатный дождь,

Дарующие нам радость — жизнь,

Являющиеся нам молниями и громом,

Боги вы наши в вышине!..

За кедровыми лапами подрагивает похожая на бубен круглая луна; ходят волнами зазубрины гор — глазам заметно; а внизу, сверкая лунной дорожкой, кренится с края на край чаша Молочного озера.

-Э-э-эй!

О Эрлик Бий,

Господствующий внизу

Над Потустороньем, над Бессолнечьем, над Невидимостью,

Являющийся нам вихрем!..

Возле костра кругом люди, вокруг людей бесчисленные овцы, козы, среди овец и коз лежат грузные коровы, возвышаются, словно каменные бабы, контуры лошадей, верблюдов; и у каждого — у людей, овец, коз, коров, лошадей, верблюдов — в глазах по синему пламени костра, глаза то вспыхивают — с ладонь, то гаснут, то вспыхивают, то гаснут; за костром лучащаяся, искрящаяся, сверкающая тьма глаз. И позабыли люди, день ли стоит, ночь ли, лето ли, зима ли, голодно или сытно им, тепло или холодно, голы они или прикрыты, бедны или богаты, счастливы или в горе.

Все гремит, грохочет, все звенит, трещит, все кружится и кружится!

Кара Кынат — хитрющий кам, умеет рассмешить и задобрить Господина Света — Ульгеня, да заставить его расщедриться, да выпросить у него к детям — детей, к скоту — скот, к здоровью — здоровье, к счастью — счастье. Но сейчас лежит он в подземном царстве у ног Господина Тьмы — Эрлик Бия и умоляет его, уговаривает смилостивиться, упрашивает.

— Отец наш, Эрлик Бий, — плачет Кара Кынат перед ним, — отдайте душу ребенка, я верну ее родителям!

Гордо сидит Эрлик Бий, черный, как деготь, на бронзовом троне.

— Отец наш, — плачет Кара Кынат, — вижу, душа младенца лежит в вашем бронзовом сундуке; отдайте. Ваш старый черт, кажется, звать его Черным Горем, вчера в полночь выкрал душу ребенка и, сунув ее за пазуху, бежал по долине; отдайте. Я бежал за ним, но не смог догнать; отдайте!..

Но гордо сидит Эрлик Бий, черный, как деготь, на бронзовом троне, чешет волосатую грудь сверкающими алмазными ногтями. Не соглашается.

Кара Кынат — сильный кам, грозный кам. Чревом своим он связан с землей, душою — с небом. Кама из рода могучих телесов он съел, победив в единоборстве, кама майманов выгнал с позором. Со знаменитым камом теленгитов Боорзаашем бился он до конца. Стрелялись они огненными стрелами — были равны, жалились жалами шести грозных змей-пожирателей — ни один не взял верх. Лежали оба у ног Ульгеня, просили, чтобы тот рассудил, кто из них сильнее, кто полезней для живущих на Земле, — Ульгень никого не предпочел. Тогда Боорзааш оборотился серым волком с ядовитыми клыками; Кара Кынат вышел к нему золотоспинным медведем, таким, что лапами может свалить лиственницу. Боорзааш ринулся с неба соколом с когтями острее ножа; Кара Кынат против него — орлом. В конце концов Боорзааш приплыл огромной рыбиной-обжорой. Вот тут-то Кара Кынат превратился в конский волос, обвился силком у рыбы на жабрах и выбросил ее на берег... И с тех пор нет кама, равного Кара Кынату.

— Отец наш, — умоляет, упрашивает Кара Кынат, — ребенок только родился, безвинен он; отдайте! Так сверкала его чистая душа за пазухой у вашего старого черта; отдайте!..

Не соглашается Эрлик Бий.

— Я не с голыми руками бью вам челом, — уговаривает Кара Кынат, — на моих ладонях три табуна лошадей; возьмите...

Смеется Эрлик Бий, раскачивается на своем троне.

— Отдай самое дорогое! — хохочет он так, что дрожат стены бронзового дворца.

Знают Кара Кыната и в степях казахов, степях просторных, как само небо, за рекой Ерчиш, той самой, которую назовут Иртышом. Горе случилось там: вся земля покрылась льдом толщиной с вершок, скот погибал от бескормицы, народ от голода. Три дня обходил Кара Кынат всех богов на небе и добился, чтобы лед растопили да чтоб земля приняла, впитала в себя воды. Вернулся он из степей с богатством на шести верблюдах... И в Самарканд его вызывали, за песчаные сугробы — барханы, и у монголов он был, живущих среди холмов, одинаковых, как верблюжьи горбы, и у байтов, забравшихся за непроходимую стену — тайгу, в болота темные, будто обкуренная трубка внутри; и дочери китайского богдыхана Лу Лин он помог, удивившей его младенческими, в колодочках, ножками, и народам, поселившимся на берегах великой реки Эне-Сай, которую будут потом называть Енисеем, тоже помогал кам, смягчая свирепость волн...

Все гремит, грохочет, все звенит, трещит, все кружится и кружится.

Звезды разошлись с неба — Кара Кынат все еще увивается у ног Эрлик Бия; рассвело — все еще упрашивает; солнце поднялось над горами — все еще уговаривает, умоляет. Слышится страшный крик: «Всадники! Всадники! Бегите, спасайтесь!» Кара Кынат твердит: «Подумайте, отец наш, дитя только родилось, безвинное, отдайте». Примчалось на лохматых гнедых лошадках свирепое войско — Кара Кынат повторяет; «Открывайте, отец наш, свой бронзовый сундук, там детская душа, отдайте». Люди заголосили, зарыдали, забегали, скот заревел, заблеял, заржал — Кара Кынат все убеждает: «Отец наш, родители ребенка будут несчастны, проклянут и вас, и меня, отдайте». Подъехали всадники с мечами обнаженными, с пиками выставленными, с луками натянутыми, низкорослые, крепкие, ноги кривые и врозь носками; обступили, свирепоглазые, кама — Кара Кынат все кружится и кружится, пот затемнел на шелковых одеждах.