Рассказы из сборника «Отступление» - [46]

— Гражданин начальник! — выкрикнул я, останавливая человека, который показался мне командиром. Человек был не высок ростом и очень смахивал на конторского служащего. Он был целиком поглощен выуживанием персика из банки при помощи штыка.

— Гражданин начальник, умоляю…

— Что ты хочешь? — спросил он, продолжая выковыривать из банки фрукт.

— Я хочу ружье. Мне нужно ружье и несколько человек в помощь! — рыдал я, вцепившись в его рукав. — Выслушайте меня. Выслушайте меня, ради Бога!

— Сколько тебе лет, товарищ? — спросил он, не замедляя шаг и жуя успешно извлеченный персик.

— Шестнадцать. Дайте мне, пожалуйста, ружье и пошлите со мной несколько человек.

— Отправляйся домой, маленький товарищ, — сказал он, ласково потрепав меня за волосы. — Иди домой к маме и папе, а завтра утром, когда мы выспимся и наведем порядок, приходи к нам в штаб, и мы все решим…

— Я не могу ждать до завтра! — слезы лились по моим щекам. — Только сейчас! Этой же ночью! Ружье мне нужно прямо сейчас!

— И в кого же ты хочешь стрелять? — спросил он, первый раз внимательно взглянув на меня.

— Там пятнадцать человек, и я должен…

— Боже мой! — со смехом произнес он.

— Почему вы смеетесь?! — заорал я. — Какого дьявола вы смеётесь?

— Я, товарищ, очень устал, — ответил он, вытирая лицо. — Мы две недели были в боях, и мне очень хочется прилечь.

— Да будьте вы прокляты! Почему вы не хотите меня выслушать?

Он обнял меня за плечи, и мы зашагали рядом.

— Ну, хорошо, малыш. Я тебя слушаю. Неужели дела обстоят действительно так плохо, как ты думаешь?

Я рассказал ему о нашем горе. По мере моего рассказа командир все больше мрачнел. Он отбросил банку с недоеденным компотом и крепко сжал мое плечо. Выслушав все до конца, командир отвел меня к какому-то очень высокому человеку в форменном кителе и обычных штатских брюках. Человек шагал чуть позади нас. Это был сотрудник Чека, который должен был немедленно наладить милицейскую службу в Киеве.

Красный командир, не отпуская моего плеча, поговорил с сотрудником Чека, и тот со вздохом произнес:

— Я могу дать тебе только одного человека. Надеюсь, что он не заснет по пути к дому.

— И ружье! — крикнул я. — Мне нужно ружье. Не забудьте дать мне винтовку!

Военные вначале с сомнением взглянули на меня, а затем обменялись вопросительными взглядами.

— Ему уже шестнадцать, — сказал командир.

— Не волнуйся, — произнес чекист, — мы дадим тебе винтовку. А теперь, ради всего святого, перестань выть.

— Хорошо, — ответил я, хотя слезы продолжали катиться по моим щекам. Не обращайте внимания. Где ружье?

Чекист отдал мне свою винтовку и подозвал красноармейца.

— Отправляйся с этим парнишкой, — сказал он. — Там надо навести порядок. Молодой человек знает, что надо делать. Да перестань же ты реветь… Как тебя, кстати зовут?

— Даниил, — ответил я. — И я вовсе не плачу. Большое вам спасибо.

И мы отправились в путь. Красноармеец и я. Мой сопровождающий был очень высоким, широким в плечах человеком. И почти таким же юным, как я. Он шел, почти смежив веки, а вокруг обеих глаз у него были огромные синяки, как будто его кто-то ударил.

— Да здравствует революция! — прокричал мне вслед командир. — Да здравствует товарищ Ленин!

— Да, — откликнулся я.

— Жутко хочу спать, — сказал красноармеец. — Готов завалиться прямо на землю.

Вернувшись в дом Кирова, я застал там только своих родственников. Они молча топтались вокруг тела дяди Самуила. Сара и Рахиль лежали ничком на полу. Обе женщины были прикрыты взятыми у Кирова одеялами. Рахиль рыдала, а Сара лежала тихо и неподвижно, прижимая к себе ребенка. Бандиты исчезли.

— Где они? — спросил я, едва переступив через порог. — Где вся эта семейка?

Отец посмотрел на винтовку в моих руках и сурово спросил:

— Зачем тебе ружье, Даниил?

— Где эти Кировы?! — выкрикнул я.

Папаша покачал головой. В его глазах уже можно было увидеть туманное отражение Бога и ангелов.

— Говорите! Говорите же! — кричал я.

— Их здесь нет, — ответил папаша. — И это все, что я могу тебе сказать. Больше они нас никогда не побеспокоят. Нашим бедам пришел конец. Господь наказал нас, и этого достаточно. Мы же никого не вправе наказывать.

— Ты — дурак! — завопил я. — И будь ты проклят!

— Послушайте, — сказал красноармеец. — Я жутко хочу спать.

— Мама! — обратился я к матери. — У меня — винтовка. Скажи, куда они подевались?

Мама вопросительно посмотрела на отца, а тот в ответ отрицательно покачал головой. Тогда мама взяла меня за руку и сказала:

— Они прячутся в подвале нашего дома. Шесть человек. Старик не мог бежать, у него болят ноги. Я говорю о старике Кирове.

— Какой стыд! — выкрикнул отец. — Что ты делаешь?

— Значит, там все Кировы? — спросил я у мамы.

Мама ответила мне утвердительным кивком головы.

— Пошли, — сказал я красноармейцу.

Мы быстро скатились по ступеням крыльца и перебежали на противоположную сторону улицы к нашему дому. В кухне я нашел свечу. Красноармеец её зажег и стал освещать мне путь. Я распахнул дверь подвала и спустился вниз. Там, прижавшись спиной к стене и скорчившись, сидели шестеро мужчин. Четверо из семейства Кировых, их родственник по жене и бандит, зарезавший штыком дядю Самуила. Штык все ещё был в руках мерзавца.