Рассказы из сборника «Отступление» - [38]

Машина катила на восток в сторону рассвета, и всю дорогу до Джерси-сити Алекс плакал, дергаясь на переднем сидении машины. Он завернулся в большое пальто МакКракена, а старая шляпа полицейского свободно ерзала туда-сюда на его опаленном черепе. Бледный, с отрешенным лицом МакКракен что есть сил держался потными руками в баранку, время от времени испуганно косясь на Алекса.

— Да, — сказал Алекс, случайно поймав один из этих взглядов. — Я все ещё здесь. Пока не умер. Ты, Шеф полиции, лучше смотри, куда правишь.

Не доезжая квартала до входа в Холланд-тоннель со стороны Джерси, МакКракен остановил машину.

— Пойми, Алекс, — взмолился он, — не заставляй меня ехать через Тоннель до Нью-Йорка. Я не могу рисковать.

— Я должен попасть к врачу, — сказал Алекс, облизывая растрескавшиеся губы. — Мне нужен доктор. И никто не помешает мне получить медицинскую помощь. Ты провезешь меня через тоннель, а потом получишь пулю — потому что ты ублюдок. Ирландский ублюдок! Заводи мотор. — Раскачиваясь от боли, он крикнул: — Заводи мотор, тебе говорят!

МакКракен так дрожал от страха, что управление машиной давалось ему лишь с огромным трудом. Тем не менее, он доставил Алекса в Бруклин к отелю «Святого Георга», в котором обитал Фланаган. Шеф полиции остановил машину и, бессильно поникнув, опустил голову на рулевое колесо.

— О'кей, Алекс, — сказал он. — Мы на месте. Ты же будешь хорошим парнем, не так ли? Ты ведь не сделаешь ничего такого, о чем тебе придется позже пожалеть? Я семейный человек, Алекс. У меня трое детей. Почему ты молчишь, Алекс? Почему ты хочешь сделать мне плохо?

— Потому что ты — ублюдок, — с трудом с трудом смог выдавил Алекс, так как у него одеревенела челюсть. — У меня хорошая память. Я помню, как ты не хотел мне помочь, и я должен был тебя заставлять.

— Моему младшенькому лишь два годика, — со слезами в голосе сказал МакКракен. — Неужели ты хочешь сделать младенца сироткой? Умоляю, Алекс. Я сделаю все, что ты скажешь.

— Ну, ладно, — вздохнул Алекс. — Пойди приведи Фланагана.

МакКракен выпрыгнул из автомобиля и вскоре вернулся в сопровождении Фланагана и Сэма.

Алекс слабо улыбнулся, когда Фланаган открыл дверцу и посмотрел на него.

— Мило. Очень мило, — присвистнув, произнес Фланаган.

— Ты только посмотри на него, — покачал головой Сэм. — Будто только что с войны вернулся.

— Вам надо посмотреть, что я сделал с домом, — сказал Алекс. Первоклассная работа!

— Ты умрешь, Алекс? — участливо поинтересовался Сэм.

Алекс пару раз бесцельно взмахнул револьвером, а затем рухнул головой на приборную доску с таким звуком, что со стороны могло показаться, будто кто-то изо всех сил ударил по мячу бейсбольной битой.

Открыв глаза, он обнаружил, что находится в полутемной, скудно меблированной комнате, и до него откуда-то издалека долетел голос Фланагана:

— Послушайте, док, нельзя допустить, чтобы это парень умер. Он должен выкарабкаться. Понимаете? Нам будет трудно избавиться от мертвого тела. Объяснить его появление мы не сможем. Мне плевать, если он потеряет обе руки и обе ноги, или что на это уйдет пять лет. Вы должны его вытащить.

— Мне не следовало с вами связываться, — послышался вой МакКракена. Какой же я идиот! Рискнуть работой, которая дает четыре тысячи в год. Мне следует пройти психиатрическое обследование.

— Возможно, он выживет, но, возможно, и нет, — произнес какой-то незнакомый голос профессиональным тоном. — Парень постарался, что надо.

— Похоже, что ему предначертано быть похороненным на конском кладбище, — заметил Сэм.

— Заткнись! — распорядился Фланаган, и добавил: — С этого момента никто больше не произносит ни слова. Это дело сугубо частное. Александр! Полководец! Вшивый грек!

Прежде чем снова потерять сознания, Алекс услышал, как они уходят.

Следующие пять дней доктор держал его на уколах морфина, а Фланаган держал Сэма рядом с постелью Алекса. Сэм в свою очередь держал в руках полотенце, которое использовал в качестве кляпа, когда больной начинал вопить от боли.

— Это приличный пансион, Алекс, — примирительно говорил он, затыкая Алексу рот. — Здесь не любят шума.

И Алекс сколько угодно мог кричать в полотенце, никого при этом не беспокоя.

По прошествии десяти дней, доктор сказал Фланагану.

— Всё в порядке. Он будет жить.

— Тупой, грек, — со вздохом проговорил Фланаган, ласково потрепав Алекса по перебинтованному черепу. — Как мне хочется врезать ногой ему в брюхо! Но ещё больше мне хочется напиться. — С этими словами он поправил криво сидевший на голове котелок и вышел.

Алекс провел в меблированной комнате три месяца, почти не меняя позы. Сэм выступал в роле няньки и медицинской сестры в одном лице. Он его кормил, играл с ним в карты — преимущественно в рамми, и читал ему спортивные новости.

В то время, когда Сэм отсутствовал, Алекс лежал, смежив веки, и мечтал о своей бильярдной. Над её дверями будет ярко вспыхивать и гаснуть неоновая надпись «Бильярдная Алекса». Внутри он расставит новые столы и кожаные кресла, чтобы заведение стало похожим на клуб. «Бильярдная Алекса» станет столь рафинированным местом, что там смогут играть даже леди. Он сделает всё, чтобы бильярдная отвечала утонченным вкусам избранных слоев общества. Не исключено, что там станут подавать холодный бесплатный ленч: ростбиф и швейцарский сыр. Всю оставшуюся жизнь он проведет как джентльмен, сидя в клубном пиджаке за кассой. В этот момент Алекс всегда улыбался. Как только Фланаган выдаст ему его долю, он тотчас отправиться в бильярдную на Клинтон-стрит и выложит деньги на стойку. Наличными. Эти доллары дались ему тяжело. Он едва не умер, и были моменты, когда он мечтал о смерти. Его волосы сгорели и теперь до конца дней будут расти пучками, как трава на заброшенной дороге. Ну и дьявол с ними! Ничего нельзя получить задаром. Пять тысяч долларов, пять тысяч долларов, пять тысяч долларов…