Рассказы из русской истории 18 века - [12]
Согласно с этим планом действий, Мазепа отвечал королю Станиславу 18-го сентября, что указ его не может исполнить и никаких дел не может начинать по следующим причинам: 1) Киев и другие крепости в Украйне осажены великими гарнизонами, под которыми казаки, как перепела под ястребами, не могут голов поднять. 2) Все силы уже сосредоточены в Польше, недалеко от Украйны. 3) В Украйне начальные и подначальные, духовные и мирские, как разные колеса, не в единомышленном находятся согласии: одним хорошо в протекции московской, другие склонны к протекции турецкой, третьи любят побратимство татарское, по природной к полякам антипатии. 4) Самусь[11] с прочими полковниками, по недавних бунтах, опасаясь от войск польских мести, навряд склонятся к Речи Посполитой, и потому надобно сперва стараться войско и целый царод к единомыслию приклонить по обеим сторонам Днепра. 5) Он, Мазепа, имеет постоянно подле себя несколько тысяч регулярного великороссийского войска, которое бодрым оком смотрит на все его поступки. 6) Республика польская раздвоена еще. Мазепа обещал только не вредить ни в чем интересам короля Станислава и войскам шведским.
Мысль, что сношения его с неприятелем, по неосторожности Станислава, известны хотя одному человеку на Украйне, Орлику, тревожила Мазепу; на присягу последнего он не вполне полагался и потому хотел еще действовать угрозами: «Смотри, Орлик, — говорил он генеральному писарю, — додержи мне верность; знаешь ты, в какой я милости у царя, не променяют там меня на тебя; я богат, а ты беден, а Москва гроши любит; мне ничего не будет, а ты погибнешь». Угроза действовала на Орлика; с другой стороны, сильно связывала данная Мазепе клятва; постоянно приходил также на мысль покойный Мокриевич, который, будучи, подобно Орлику, генеральным писарем, обвинил гетмана Демьяна Многогрешного в измене, и какую потом за это получил честь? Гетман Самойлович лишил его писарской должности, его вытеснили из Украйны, и везде, во все продолжение жизни, был он укоряем и поносим от мирских и духовных лиц, особенно от архиепископа черниговского, Лазаря Барановича, который где бы ни встретил Мокриевича, в церкви или в гостях, прямо в лицо ему и всем вслух называл Иудою, предателем пана, своего, ехидниным порождением, а когда антидор[12] ему давал, то обыкновенно говорил: «И Христос Иуде хлеб дал и по хлебе вниде в он сатана». Наконец, Орлику приходило в голову и то, что, по великороссийскому уложению, доносчику первый кнут. В то время как он колебался таким образом, решилось дело Кочубея[13], и Мазепа получил сначала в царском письме к нему, а потом в публичных грамотах милостивое обнадеживание, что не будет дано веры никаким клеветам, на непорочную верность гетмана и всякий клеветник восприимет достойную казнь. Это царское обнадеживание окончательно отвратило Орлика от мысли о доносе.
Мазепа полагал свое спасение в хитрости, тайне, выжидании; но старшина не давала ему покою, торопя к действиям более решительным. В Белой Церкви пришли к нему обозный Ломиковский, полковники миргородский, прилуцкий и лубенский и объявили, чтоб он промышлял о своей и общей безопасности, обещая стоять до крови за него и за свои права и вольности, в чем и клятву дали; Мазепа, с своей стороны, присягнул им в тех же выражениях, в каких присягнул Орлику в Печерском монастыре. Вот почему, когда царь требовал несколько раз, чтобы гетман арестовал давно уже подозрительного ему полковника миргородского, Мазепа не исполнял этого требования, всячески защищая полковника. Мазепа все еще надеялся, что туча пройдет мимо, Украйна останется вне военных действий и ему не нужно будет решиться на страшный шаг прежде, чем успех ясно обозначится на той или другой стороне; но вот приходит весть, что Карл XII от Смоленска повернул к Украйне: «Дьявол его сюда несет! — сказал при этом Мазепа. — Все мои интересы перевернет, войска великороссийские за собою внутрь Украйны впровадит на последнюю ее руину и на погибель нашу». Ожидания сбылись: приходит царский указ, чтобы гетман шел с войском для соединения с генералом Инфлянтом[14], посланным для пожжения в Стародубском полку некрепких городков, сел, гумен и мельниц. Но Мазепа, и без того подозрительный, a тeперь знавший за собою страшное дело, понял указ иначе: он подумал, что его хотят приманить к Инфлянту и прибрать к рукам. Он велел полковникам миргородскому, прилуцкому и лубенскому собраться к обозному Ломиковскому и послал к ним Орлика с вопросом: как думают, идти ли ему на соединение с Инфлянтом? Все отвечали единогласно, что не идти; напротив, пусть немедленно же посылает к шведскому королю с прошением о протекции и старается соединиться с ним на границах, чтобы не допустить войск великороссийских в Украину; притом они просили гетмана объявить им, чего им надеяться от шведской протекции и на каком фундаменте заложил он всю эту махину? Мазепа осердился за эту просьбу и при первом свидании сказал им: «Зачем вам об этом прежде времени знать? Положитесь на мою совесть и на мой подлый разумишко, не бойтесь, он вас не сведет с хорошей дороги; у меня одного, по милости божией, больше разума, чем у вас всех; у тебя, Ломиковский, разум уже устарел, а у тебя, Орлик, он еще молод; а к королю шведскому сам знаю когда посылать». Потом вынул из шкатулки универсал короля Станислава, принесенный Заленским, и велел Орлику читать; все были довольны обещаниями королевскими.
