Рассказы из цикла «Смерть на проводе» - [7]

Никто и никогда не смог бы описать то нетерпение, с которым я ждал первого звонка. И вот он прозвучал. Вчера, во второй половине дня, я был вырван из сладкого послеобеденного сна здоровым, сильным звонком. Спотыкаясь, я добрался до телефона, снял трубку и сказал:

— Да.

Телефон сказал:

— Вайнреб. Вы когда придете?

— Я не знаю, — ответил я. — А кто говорит?

— Вайнреб. — Очевидно, это было имя звонившего. — Так вы когда придете?

— Я еще не знаю. А с кем вы хотели поговорить?

— А как ты думаешь, с кем? С Амосом Камински, конечно.

— Вы не туда попали. Это Кишон.

— Не может быть! — сказал Вайнреб. — А какой это номер?

Я сказал ему номер.

— Ну, правильно. Я этот номер и набирал. Это номер Амоса Камински. Ну, когда придете-то?

— Вы ошиблись номером.

И я повторил свой номер.

— Точно, — повторил Вайнреб. — Это номер Амоса Камински.

— Вы уверены?

— На сто процентов. Я ему каждый день звоню.

— Да, но… Тогда вам, вероятно, и следует звонить Камински.

— Само собой. Ну, когда придете?

— Секундочку. Я должен спросить жену.

Я отложил трубку и прошел в комнату к жене.

— Какой-то Вайнреб хочет знать, когда мы к нему придем.

— В четверг вечером. — ответила жена. — Но только после ужина.

Я вернулся к телефону, к собственному, безупречному, практичному телефону, взял трубку и сказал:

— Вас устроит в четверг вечером?

— Прекрасно, — сказал Вайнреб.

На этом разговор был закончен. Я пересказал его своей жене во всех деталях. При этом она уверенно и без колебаний подтвердила, что я не есть Амос Камински. Это совершенно все запутало.

— Если ты мне не веришь, позвони в справочное бюро, — сказала жена.

И я позвонил в справочное бюро. Номер был занят.

Многообещающее начало

Наконец-то у меня появился телефон. Прямо дома. Процесс взаимного привыкания начался довольно безобидно.

Мне требовался какой-то допуск, за которым следовало обратиться к д-ру Слуцкису из отдела продовольственных консервов Министерства общественного питания. Это было неплохо, поскольку младшенький Слуцкис и мой сын Амир ходили в одну школу, так что мое прошение должно было получить поддержку. Проблема, собственно, состояла только в том, что я должен был встретиться с д-ром Слуцкисом лично. Идти к нему в управление, стоять в долгой очереди, пока тебя вызовут? Нет, это меня не устраивает. Зачем же я, в конце концов, имею дома телефон? Звонок лучше, чем вызов, поговорить по телефону легче, чем транжирить время впустую. Неужели чего-то большего можно добиться многочасовым простаиванием в очереди? И я взялся за трубку. Я взялся за трубку, но не услышал гудка. Какой-то странный шорох звучал в моем ухе, что-то вроде полоскания горла, буль-буль-буль. Вероятно, линия была перегружена.

Я снова кладу трубку, немного жду, снова снимаю ее, но бульканье газировки не прекращается, а когда бутылка все же опустела, наступает глубокая тишина. Я вешаю трубку, ощупываю телефон, проверяю все контакты, снова снимаю — ничего. Уж не присоединился ли телефон к создателю, м-ру Грэхему Беллу? Но нет, он внезапно возвращается ко мне и говорит:

— Кррр-кррр-кркс.

И снова ничего. Но сейчас хоть я по крайней мере знаю, что жизнь не покинула его. Я набираю пару номеров, которые приходят на память. Напрасные хлопоты. Я пробую это с четырьмя шестерками, одну за другой — ничего. Шесть четверок — то же самое. Я кладу трубку на стол и жду, когда он подаст признаки жизни. Он не подает ничего. Я снова кладу трубку на рычаг и желаю ему приятного отдыха. Внезапно телефон звонит. Ясно и отчетливо. Я снимаю трубку и слышу сигнал. Настолько ровный, словно это самое само собой разумеющееся в мире. Радуясь его невозмутимой ровности, я набираю номер продовольственных консервов. Он занят. Я вешаю трубку, делаю вид, что собираюсь заняться чем-то совсем другим, потом внезапно хватаю трубку и набираю. Занято. При следующей попытке я слышу короткие гудки еще раньше, чем успеваю набрать номер. Я слышу их между цифрами и после.

Тогда я прибегаю к самой жесткой методе воспитания и дважды легонько шлепаю инструмент ладонью. Он признает во мне любимого папочку, которому наказание непослушного сына приносит гораздо большую боль, чем сыночку. Однако сверх того я не добился ничего, поскольку телефон притворился мертвым. Ну, такие трюки со мной не проходят. Я поднимаюсь, насвистывая, хожу по комнате взад и вперед, — и как гром среди ясного неба, прежде, чем трубка может опомниться, я срываю ее и прижимаю к уху. Телефон настолько ошарашен, что дает мне сигнал готовности. Я внимательно набираю номер, цифру за цифрой, не слишком быстро, но и не слишком медленно. Невероятное случается. Соединение устанавливается, кто-то там снимает трубку, и женский голос произносит:

— Трикотажная фирма Штерн.

Я могу пробормотать только извинения. Меня охватывает невообразимое отчаяние, оно облизывается и заглатывает меня всего. К счастью, телефон впадает в свое привычное молчание. Может быть, он в обмороке. От чрезмерного усердия. Через пару минут он очнулся. Я снова услышал сигнал. Я даже набрал номер. Он, конечно, был занят. Но сигнал снова появился. Но номер снова был занят. Нет, тут что-то не так. Я звоню в справку и к своему удивлению обнаруживаю, что справка тоже занята. При следующем наборе я слышу до боли знакомый звук бульканья минералки, которой полощет горло голубь, при третьем наборе я не слышу вообще ничего, а при четвертом — я не верю своим ушам — "Справка, здравствуйте", — говорит дружелюбным голосом девушка.