Рассказы и стихи - [10]
Тики-тики были настоящими подданными. Они никогда не покидали свою королеву.
Кинешь в воду хлебную крошку — они тут же вынырнут и тучей бросятся на добычу. Кинешь в воду камешек — они метнутся прочь. А если их не трогать, тики-тики будут шустро плавать взад-вперед, бессмысленно и беспорядочно, но не сталкиваясь и даже не дотрагиваясь друг до дружки. Тики-тики были быстрее ласточек.
Сначала она просто робко наблюдала за ними, присев на корточки на мелководье: плавать она не умела и боялась воды. К глубокой стороне пруда она вообще не приближалась: вода там была черная от противных и скользких зеленых водорослей, живших на дне. Там было так глубоко — ничего не разглядеть, даже солнце не пробивало эту толщу, даже тики-тики не откликались на ее зов, если не бросить им крошку.
Однако со временем она полюбила именно этот край пруда. Ее тянуло сюда, потому что подпорная стена была такая ровная и гладкая сверху и даже вполне широкая — идеальная сцена для ее концертов.
Каждый день, едва дом затихал после обеда и дедушка с бабушкой начинали похрапывать в спальнях, она пулей выскакивала из кровати и — на улицу. Она бежала прямиком к пруду и петь начинала еще по дороге. Она знала всего две песни, вернее, полторы, и никогда заранее не загадывала, с которой в этот день начнет. Если первой выпевалась «После бала», она медленно и скорбно вальсировала, приближаясь к самой кромке.
Заканчивала она обычно на громкой ноте, выделывала ногами замысловатое па и оставалась очень собою довольна. Она могла повторять эту песню сколько угодно, хоть сто раз, могла, словно репетируя, возвращаться к только что пропетой строке или такту. Ко второй песне она приступала не сразу, в перерыве чистила апельсин, чтоб было чем подманивать тики-тики. Сначала, когда кусочек только падал в воду, тики-тики порскали прочь, потом мгновенно возвращались и снова разочарованно расплывались кто куда. Иногда она пела без слов, просто мурлыкала привычный мотив и кружилась в вальсе по краю пруда.
Вторую песню, «Расскажи моей мамаше», она любила все-таки больше. И возле пруда могла наконец дать полную волю своим чувствам, ведь ни дедушка, ни кто другой не услышит ее из дома и не шикнет, чтоб не шумела.
— выпевала она старательно и четко. А потом все громче, посылая звук к самым небесам:
Тут подступали самые сладостные и горькие строки. Она набирала побольше воздуха.
Пропев заветный куплет, она глядела на Колумба и его дам — понравилось ли? — и завершала песню на неимоверной торжествующей ноте. После чего раскланивалась под аплодисменты подданных — трех черепах и миллионов тики-тики (слетевшиеся послушать стрекозы в счет не шли, уж слишком прозрачны были их крылья). Каждый раз она давала песне новую трактовку, добавляла новые краски. И длиться это могло хоть до вечера.
Иногда она успевала проскользнуть в свою комнату до пробуждения домашних, чаще же ее грубо возвращал к реальности голос посланной за нею Пегги. И она со всех ног бежала к дому, чтобы поспеть на ужин.
Каждый новый день был похож на предыдущий. Завтрак, нудный, тягучий урок с мисс Джонс, затем обед и — послеобеденная прогулка к пруду. Вскоре эта прогулка стала единственным смыслом дня, ради нее и стоило жить. Ничто не могло ее удержать в доме. Внезапная свобода и собственная безраздельная власть над маленьким мирком пруда заворожили ее совершенно. Да и тики-тики с черепахами несомненно радовались ее приходу. Ведь их жизнь тоже тосклива: Ее долг — навещать их каждый день! Она не бросит их на произвол судьбы.
Все больше тянуло ее в густо-зеленые глубины пруда. Иногда — вопреки ожиданиям подданных — она запевала не сразу, а склонялась над темной водой и всматривалась, стараясь проникнуть все глубже и глубже, туда, куда не достает свет, не доплывают тики-тики, до самого дна, до центра земли: Все труднее ей было отрывать взгляд от водной глади, потому что из воды смотрело другое, очень знакомое лицо и тянуло, тянуло к себе: Черты лица были ее, но — быть может, это умирающий мальчик из «Воскресной книги живой поэзии»? Или солдатик, что пишет письмо матери? Каково им там, на той стороне, в ином мире? С каждым разом ее тянуло вглубь все больше; огромных усилий стоило оторваться и не глядеть в пруд, не покидать реальный мир, в котором ива шелестит над головой, а не колышется отражением у ног. Но она наконец отрывалась, смеялась над тики-тики и, точно демонстрируя свою над ними власть, принималась танцевать и петь.
Дни шли. Постепенно игра снова изменилась. Она больше не склонялась над водой, не вглядывалась в черные глубины. Ею овладела отчаянная дерзость. Она кружилась все ближе и ближе к краю, без остановки, без конца, кружилась и кружилась — пока не задохнется и не повалится на траву у берега. Она уже не вкладывала в песни душу, не выпевала каждое словечко, а, наоборот, тараторила их, точно скороговорку, точно весь мир вокруг заторопился, слетел с тормозов, и ей тоже надо поспеть. И она смеялась, представляя, каково глазеть на нее снизу, каким нелепым кажется ее подданным этот ускоренный, карикатурный танец. А как удивятся все, кто живет в глубине: и девочка с ее лицом, и умирающий в Новый год мальчик, и смертельно раненный солдат, — как удивятся все они, если в один прекрасный день она вот так же закружится да и соскочит прямо в воду и окажется возле них, на другой стороне. Как поразятся ее подданные! Респектабельный Колумб и его дамы. Как же забавно будет — уйти под воду! Чтобы расступились темные водоросли. Чтобы бросились врассыпную тики-тики.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Елена Девос – профессиональный журналист, поэт и литературовед. Героиня ее романа «Уроки русского», вдохновившись примером Фани Паскаль, подруги Людвига Витгенштейна, жившей в Кембридже в 30-х годах ХХ века, решила преподавать русский язык иностранцам. Но преподавать не нудно и скучно, а весело и с огоньком, чтобы в процессе преподавания передать саму русскую культуру и получше узнать тех, кто никогда не читал Достоевского в оригинале. Каждый ученик – это целая вселенная, целая жизнь, полная подъемов и падений. Безумно популярный сегодня формат fun education – когда люди за короткое время учатся новой профессии или просто новому знанию о чем-то – преподнесен автором как новая жизненная философия.
Ароматы – не просто пахучие молекулы вокруг вас, они живые и могут поведать истории, главное внимательно слушать. А я еще быстро записывала, и получилась эта книга. В ней истории, рассказанные для моего носа. Скорее всего, они не будут похожи на истории, звучащие для вас, у вас будут свои, потому что у вас другой нос, другое сердце и другая душа. Но ароматы старались, и я очень хочу поделиться с вами этими историями.
Православный священник решил открыть двери своего дома всем нуждающимся. Много лет там жили несчастные. Он любил их по мере сил и всем обеспечивал, старался всегда поступать по-евангельски. Цепь гонений не смогла разрушить этот дом и храм. Но оказалось, что разрушение таилось внутри дома. Матушка, внешне поддерживая супруга, скрыто и люто ненавидела его и всё, что он делал, а также всех кто жил в этом доме. Ненависть разъедала её душу, пока не произошёл взрыв.