Рассказы и очерки (1850-1859) - [16]
Они, что и говорить, были ко мне очень внимательны. Так у нас повелось, что, пока я там проживал, то один, то другой ходили со мной показывать мне Лондон. Они мне показывали тюрьмы - Ньюгет показали, и когда они показывали мне Ньюгет, я стал столбом у того места, где грузчики сбрасывают на крюк свою кладь, и спрашиваю: "Ай-ай-ай! Так это тут вешают злодеев? Бог ты мой!" А они: "Тут? Видали дурачину? Нет, не тут!" И тогда они показали мне, где это на самом деле, и я опять: "Бог ты мой!" - а они: "Ну, теперь будешь знать? Запомнишь?" И я говорю, что, должно быть, запомню, если очень постараюсь - и смею вас уверить, я очень остерегался, как бы не попасться на глаза кому-нибудь из городской полиции, когда мы ходили по таким местам, потому что, если бы какому-нибудь полицейскому довелось меня узнать и заговорить со мной, тут бы сразу всему конец. Однако, по счастью, такая штука ни разу не случилась, и все шло благополучно; хотя в сношениях с моими двумя товарищами трудности были у меня просто неимоверные.
Продажа краденого товара, что приносили в трактир сторожа оптового склада, проводилась всегда в задней зале. Я долгое время никак не мог проникнуть в ту залу или подсмотреть, что там делается. Когда я сидел у камина в распивочной и этаким невинным пареньком покуривал свою трубку, мне случалось услышать, как тот или другой из участников грабежа, выходя или входя, тихонько спрашивал хозяина: "Кто такой? Чего он тут торчит?" - "Бог с вами! - отвечал хозяин, - да он же просто... ха-ха-ха! - он просто зеленый мальчишка из деревни, подыскивает себе место мясника. Он вам не помеха!" Понемногу они настолько уверились в моей простоте и так привыкли ко мне. что я мог так же свободно проходить в заднюю залу, как любой из них, и мне случалось видеть, как там в один вечер продавали не более и не менее как на семьдесят фунтов тонкого батиста, уворованного со склада на Фрайдей-стрит. Завершив сделку, покупатели всегда ставили угощение - горячий ужин, или обед, или что еще - и они в таких случаях говорили: "А ну, мясник, живо, мели зубами!" Я не уклонялся - и слушал за столом всякого рода подробности, какие нам, сыщикам, очень важно знать.
Так оно тянулось десять недель. Я все это время жил в трактире и никогда не снимал с себя одежды мясника - только когда спать ложился. Наконец, когда я доходил семерых воров и вывел на прямую (это у нас, понимаете, такое выражение, означает оно, что я выследил их и установил, где производились хищения и все такое), Строу, Фендолл и я, оповестили мы друг друга и в условленный час сделана была облава на трактир и произведены аресты. И что же в первую очередь сделали наши ребята? Схватили меня самого, - так как участники ограбления пока что еще не должны были догадываться, что я не мясник, а кто-то другой, - и тогда хозяин закричал: "Уж его-то вам незачем брать! Он бедный деревенский паренек, ему в рот положи, не проглотит!" А все же они - ха-ха-ха! - они меня забрали и сделали для виду обыск у меня в номере, где ничего не нашли, кроме плохонькой скрипки, принадлежавшей хозяину, уж не знаю, как она туда попала. Но тут хозяин, видать, круто переменил обо мне свое мнение: когда ее вытащили, он закричал: "Моя скрипочка! Вот вам и мясник! Ворюга! Я требую, чтоб его арестовали за кражу музыкальных инструментов!"
Все же тот человек, который крал товар на Фрайдей-стрит, еще не был схвачен. Он мне признался тайком, что учуял что-то неладное (потому что городская полиция схватила одного из их банды) и что намерен скрыться. Я его спросил: "Куда же вы думаете уехать, мистер Шепердсон?" - "А есть, мясничок, на Коммершел-роуд надежное местечко - "Заходящий месяц"; вот я и отсижусь там покуда что. Я назовусь Симпсоном - скромненькое имя, правда? Может, заглянешь ко мне туда, мясник?" -" Хорошо, я непременно навещу вас там", ответил я тогда и собирался, понимаете вы, честно исполнить свое обещание, потому как его, конечно, надо было взять! Назавтра я заявился еще с одним офицером в "Заходящий месяц" и спросил в буфете Симпсона. Мне указали его комнату - наверху. Мы, значит, поднимаемся по лестнице, а он смотрит вниз через перила и кричит: "Здорово, мясник! Неужели ты?" - "Я самый. Как вы тут живете?" - "Превесело, - говорит он. - А это кто с тобой?" - "Да так, один молодой человек, мой, говорю, дружок". - "Ну так заходите. Дружку мясника мы рады, как самому мяснику!" Вот я и познакомил его с моим дружком, и мы взяли его под стражу.
Вы и представить себе не можете, сэр, как у них вытянулись лица на суде, когда они узнали наконец, что я вовсе не мясник! Когда дело разбиралось в первый раз и его отложили, меня на допрос не вызывали; вызвали только при вторичном разбирательстве. И когда я вышел в полной полицейской форме давать показания и вся их компанийка увидела, как ее обвели вокруг пальца, у них там среди подсудимых прошел прямо-таки вой ужаса и отчаяния!
Когда дело перешло в Олд-Бейли[39], защитником был приглашен мистер Кларксон, но и он не мог сообразить, как обстояло дело с мясником. Он до конца был уверен, что паренек действительно мясник. Когда прокурор сказал: "Теперь, господа, пред вами предстанет офицер полиции" (разумея меня), мистер Кларксон запротестовал: "К чему нам офицер полиции? Еще один офицер полиции? И без того слишком много полицейских. Я хотел бы видеть мясника!" И тут он увидел и мясника и офицера полиции - обоих в одном лице. Из семи арестованных, привлеченных к суду, пятеро были признаны виновными и кое-кого из них закатали на каторгу. Владельца шикарной лавки в Вест-Энде засадили; вот она и вся, история с мясником!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Перевод Иринарха Введенского (1850 г.) в современной орфографии с незначительной осовременивающей редактурой.Корней Чуковский о переводе Введенского: «Хотя в его переводе немало отсебятин и промахов, все же его перевод гораздо точнее, чем ланновский, уже потому, что в нем передано самое главное: юмор. Введенский был и сам юмористом… „Пиквик“ Иринарха Введенского весь звучит отголосками Гоголя».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Последний роман Ч. Диккенса, идеальный детектив, тайну которого невозможно разгадать. Был ли убит Эдвин Друд? Что за незнакомец появляется в городе через полгода после убийства? Психологический детектив с элементами «готики» – необычное чтение от знаменитого автора «Дэвида Копперфилда» и «Записок Пиквикского клуба».
Эта книга — уникальная антология фольклора евреев Восточной Европы. Основой для нее послужило собрание Ефима Райзе, который посвятил более полувека исследованию письменных источников, а главное — записи устных преданий и легенд, еще бытовавших среди тех, для кого идиш был родным языком. Огромный пласт фольклора на этом уходящем в историю языке дошел до нас только в записях Райзе и, соответственно, доступен только из этого сборника, который уже переведен на несколько европейских языков. Собрание Райзе было систематизировано и подготовлено к печати специалистом по восточноевропейскому еврейскому фольклору Валерием Дымшицем.
Слушайте, дети: сейчас начнется сказка про Щелкуна и Мышиного Царя. Сказку эту написал по-немецки знаменитый немецкий писатель Гофман, а я вам ее перескажу по-русски. К сказке этой есть даже особая музыка; сочинил ее для Фортепиано немецкий композитор Рейнеке. Если папа с мамой захотят, они купят вам всю эту музыку в две или в четыре руки, целую большую тетрадь. Теперь садитесь и сидите смирно. Начинается сказка…
антологияПовести и рассказы о событиях революции и гражданской войны.Иллюстрация на обложке и внутренние иллюстрации С. Соколова.Содержание:Алексей ТолстойАлексей Толстой. Голубые города (рассказ, иллюстрации С.А. Соколова), стр. 4-45Алексей Толстой. Гадюка (рассказ), стр. 46-83Алексей Толстой. Похождения Невзорова, или Ибикус (роман), стр. 84-212Артём ВесёлыйАртём Весёлый. Реки огненные (повесть, иллюстрации С.А. Соколова), стр. 214-253Артём Весёлый. Седая песня (рассказ), стр. 254-272Виктор КинВиктор Кин. По ту сторону (роман, иллюстрации С.А.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Свирель» — лирический рассказ Георгия Ивановича Чулкова (1879–1939), поэта, прозаика, публициста эпохи Серебряного века русской литературы. Его активная деятельность пришлась на годы расцвета символизма — поэтического направления, построенного на иносказаниях. Чулков был известной персоной в кругах символистов, имел близкое знакомство с А.С.Блоком. Плод его философской мысли — теория «мистического анархизма» о внутренней свободе личности от любых форм контроля. Гимназисту Косте уже тринадцать. Он оказывается на раздорожье между детством и юностью, но главное — ощущает в себе непреодолимые мужские чувства.
Франсиско Эррера Веладо рассказывает о Сальвадоре 20-х годов, о тех днях, когда в стране еще не наступило «черное тридцатилетие» военно-фашистских диктатур. Рассказы старого поэта и прозаика подкупают пронизывающей их любовью к простому человеку, удивительно тонким юмором, непринужденностью изложения. В жанровых картинках, написанных явно с натуры и насыщенных подлинной народностью, видный сальвадорский писатель сумел красочно передать своеобразие жизни и быта своих соотечественников. Ю. Дашкевич.