Рассказы - [3]

Именно Пильц, между прочим, хотя об этом мало кто знает, в 1835 году отсоветовал Шопену ходить в женском платье и называть себя Авророй Дюпен. Этот его поступок потом тоже критиковали, и достаточно резко, хотя сторонников у него нашлось гораздо больше — среди тех, кому не хотелось бы лишиться знаменитых мазурок, этюдов и вальсов.

В 1828 году Жорж Санд вместе с Пильцем были в опере, где последний познакомился с Мейербером, и вскоре между ними завязалась настоящая дружба. С самой первой встречи Пильц стал убеждать Мейербера, что тот заблуждается, считая своим истинным призванием музыку. Однако Мейербер был непоколебим. Он уверял, что никакое иное поприще не принесло бы ему столько успеха, и что он счастлив дать публике то, что ей хочется слышать и видеть. Убедившись в бесполезности своих попыток, Пильц передал ему «Виндзорских проказниц» Граббе в качестве либретто для новой оперы. Внимательно изучив рукопись, Мейербер отказался, так как, по его словам, «тут ему не на чем развернуться».

Тогда Пильц решает отослать ее Бетховену и пишет свое третье письмо (датированное 22 ноября 1828 года). «Замечу кстати, — сообщает он в этом письме, — что недавно мне довелось слушать Вашу Пятую симфонию. Недурно, весьма недурно! И все же, дорогой маэстро, мне кажется, что Вам надобно сделать передышку в Ваших титанических трудах, обратившись к чему-нибудь более легкому. Забудьте о трагизме существования, ведь нести эту ношу так утомительно! Возьмите хоть „Виндзорских проказниц“ да и сочините по ним оперу. Тем более что сценарий уже есть». Письмо вернулось нераспечатанным, так как Бетховен умер в 1827 году.

Берлиоза рукопись Граббе тоже не заинтересовала, и Пильц, взяв несколько уроков композиции, в 1837 году сам сочинил к «Винзорским проказницам» музыку, подписавшись Отто Николаи.

Вершиной творчества Готлиба Теодора Пильца можно считать 1836 год. В этом году ему не только удается отговорить Делакруа от его замысла создать серию монументальных полотен, изображающих жизнь в джунглях, но он еще сочиняет целых два письма. Оба адресованы Мейерберу, жившему тогда в Берлине. Первое письмо носит скорее характер размышления. Оно свидетельствует о глубокой самокритичности автора: Пильц рассказывает о становлении собственного эстетического чувства художественного восприятия, называя его причиной и основным движущим мотивом своей «предотвратительной» деятельности. Между строк вновь ненавязчиво проскальзывает намерение автора отговорить адресата от сочинения дальнейших опер. (Следует признать, что Мейербер, первейшим свойством души которого было подлинное великодушие, на Пильца за это никогда не обижался.)

Во втором письме деятельность Готлиба Теодора на ниве торможения всеобщего творчества раскрывается перед нами очень ярко. Процитируем один отрывок: «Вечером были у Россини. Угощение, как всегда, было великолепным. Среди прочего, хозяин угостил нас таким турнедо, что его одного хватило бы, как выразился Альфред (имеется в виду де Мюссе), чтобы обессмертить имя Россини. Подхватив эту мысль, блестящую и саму по себе, я постарался всерьез убедить Россини целиком посвятить себя гастрономии. Он обещал подумать».

Старания Пильца в конце концов увенчались успехом. Знаменитое блюдо «Tournedo а la Rossini» (1836) прославило его создателя не меньше, чем созданная шесть лет спустя «Stabat Mater», ставшая фактически последним его музыкальным произведением. С того времени и вплоть до самой своей кончины в 1868 году Россини не написал больше ни одной ноты и не прикоснулся ни к одному музыкальному инструменту, посвятив себя исключительно кулинарному искусству, в котором добился выдающихся успехов.

Следующее письмо Пильца, датированное 1841 годом, адресовано прачке и, соответственно, далеко не столь ярко. Он сообщает ей о пропаже после стирки нескольких своих галстуков. В издание Котта это письмо включено, по-видимому, только полноты ради.

В эти годы Пильц состоит членом жюри Академии изящных искусств, где предлагает отбирать картины по жребию, ибо, по его словам, все подаваемые работы настолько равноценны, что уже не имеет значения, какую из них выставить, а какую отвергнуть. Однако его предложение не было принято и даже вызвало ненависть со стороны нескольких художников, в те времена довольно влиятельных, а ныне совершенно забытых, что, пусть и много десятилетий спустя, блестяще подтвердило правоту Готлиба Теодора.

Об остальной деятельности Пильца в этот период известно мало. Однако можно с уверенностью предположить, что он по мере сил продолжал тормозить излишнее художественное рвение своих современников, о чем свидетельствует сравнительно небольшое количество созданных в эти годы произведений. Тем не менее считать его деятельность одной из причин ранней смерти некоторых мастеров эпохи романтизма, как ничтоже сумняшеся заключали позднее многие критики, по меньшей мере несправедливо. Стоило бы сказать им: искусству вашей эпохи существование тормоза такого масштаба, как Пильц, пошло бы только на пользу!

В 1842–1850 годах Пильц путешествует по Италии, Швейцарии и Германии, где знакомится с Шуманом и Мендельсоном и с успехом излагает им свою теорию, согласно которой ни один композитор не должен сочинять больше четырех симфоний. Письменного изложения этой теории Пильц не оставил, поэтому суть ее остается нам большею частью неизвестной; кроме того, есть опасения, что это вообще была только шутка. Тем не менее оба композитора-романтика последовали его совету. Каждый ограничил число своих симфоний именно четырьмя, а Шуман позже сумел склонить к этому и Брамса.