Рассказы - [7]

С тротуара она увидела верхушку разноцветного шатра и подсвеченную вращающуюся карусель. Мужчина что-то орал в громкоговоритель, а в промежутках между «бум-дзынь-бум», заглушавших все остальные звуки, она услышала песню в исполнении оркестра. Ей было приятно, что она ее узнала. Это была песня «Звезды и полосы — навсегда». Опустив глаза, она сконцентрировала внимание на переходе темной дороги в своих туфлях на высоких каблуках. Сердце стучало, как будто ей было шестьдесят лет. Пришлось даже остановиться, чтобы отдышаться перед тем, как сделать следующий шаг. Но это оказался всего лишь благотворительный сбор в пользу церкви, насколько она смогла понять из вывески над входом.

Первая ночь благоденствия церкви.

— Входная плата всего двадцать пять центов! — ревел голос на одной ноте. — И не забудьте порыться в своих карманах в поисках второго четвертака, если вы действительно католик!

Джеральдина сунула деньги в узкое окошко.

— Я даю два четвертака.

— Один билет? — рыкнул голос.

— Один.

Как только она вошла, музыка прекратилась. Она увидела, что там не было никакого оркестра. Звуки исходили от карусели, снабженной постоянно работающим механизмом, в центре которого были укреплены литавры и барабан. С последним «бум-дзынь» воцарилась тишина. Джеральдина стояла уставившись на все еще крутящихся на платформе лошадок, издававших глухой звук, похожий на шум от роликовых коньков, скользящих по деревянному полу. Непонятно почему, но эта картина вызвала у нее восхищение. Верхняя часть карусели была похожа на королевскую корону с позолоченными зубцами, расположенными по краю. Каждый зубец был украшен синим или красным огоньком, как драгоценными камнями. Неожиданно ей захотелось глубоко вздохнуть, и ни с того ни с сего у нее навернулись слезы, затуманившие все вокруг. И тут она поняла причину происходящего с ней: она уже была в этом месте раньше, была на этой карусели еще ребенком, когда проезжала через этот город с родителями. Между прочим, они, видимо, тогда останавливались в том же отеле. Немного поодаль, среди деревьев, она заметила колесо обозрения. Там же находилась стоянка для автомашин, окруженная небольшой оградой, куда ее отец ставил свою большую машину. Потом она увидела и ларек, в котором продавалась сладкая розовая съедобная вата, и большое кафе-мороженое с навесом под открытым воздухом. Она не могла с точностью утверждать, но ей показалось, что в этом парке все осталось по-прежнему, как тогда, вечером, много лет назад. И, смеясь над собой, она поспешила купить билет на карусель.

Она шагнула на платформу, и в сиянии огоньков ей вдруг стало стыдно, как будто она была голой, но, увидев других взрослых, тоже поднимавшихся на карусель, причем некоторые, возможно, как и она, вернулись сюда через много лет, она перестала стыдиться своего возраста и начала пробиваться через шеренгу мельхиоровых столбов к розовой лошадке, которую уже давно облюбовала. В этот момент снова раздалось «бум-дзынь-бум», ужасным звоном отдаваясь в голове. Музыка гремела все громче и громче, когда она уже ничего не могла понять, ее стал разбирать смех. Ее розовая лошадка плавно поплыла по кругу, то поднимаясь, то опускаясь. Она почувствовала, что куда-то летит, и закрыла глаза. Это чувство захватило ее и стало уносить вдаль. Она инстинктивно схватилась за лошадку обеими руками. Она чувствовала себя настолько счастливой, что ей захотелось плакать. Джеральдина удивлялась этому ощущению: плакать, когда музыка в ушах, когда обеими руками держишься за поручень, когда поднимаешься и опускаешься. Боже, как это восхитительно и не похоже ни на что другое! Джеральдина закрыла рот и открыла глаза. Она увидела неясные очертания темных деревьев, мелькавшие точки огней и несколько улыбавшихся людей, стоявших на границе света и темноты. Почему там не было ее родителей? Ей захотелось помахать им рукой. Вдруг ее плечи съежились, и слезы брызнули из глаз. Она поняла, что надо быть ребенком, чтобы родители махали тебе руками и призывали держаться, чтобы ты не упала; чтобы в коротком платьице оседлать лошадку; чтобы через час тебя уложили в кровать; чтобы быть настолько маленькой, что не доставать носочками до заднего бортика кровати; чтобы на следующий день ехать на заднем сиденье машины и спрашивать: «Папа, как ты думаешь, где мы сегодня будем ночевать?» Это было прекрасно, но все это ушло, и ушло навсегда. Она почувствовала, что ее охватила печаль, слишком глубокая, чтобы вызвать слезы. Она умышленно отвела взгляд от людей, разглядывавших картины, нарисованные в центре карусели: «Швейцарский замок», «Горная вершина», «Венеция». Она подумала, что, если ее спросят, она расскажет, как Кларк обвинял ее в чудовищных поступках, самых извращенных, которые он только мог придумать, и как он специально приводил в дом мужчин под разными предлогами, чтобы впоследствии обвинить ее в измене.

— Что с вами? — спросил мужчина, восседавший на лошадке рядом с ней. И только сейчас до нее дошло, что все это время она смотрела на него, вероятно, со странным выражением. Джеральдина ответила улыбнувшись: